в 1986 году в Ташкенте вертолет (предположительно Ми-8) , облетывая вокруг телебашни (375м) , винтом задел тросовую растяжку, упал и сгорел. Экипаж погиб. Тела погибших были доставлены в морг окружного госпиталя номер 340, где я тогда лежал.
То есть экипаж был военным. Произошло это в июне или июле 1986 года.
По распространённой точке зрения, кадры панорамы Ташкента с разбившегося Ми-8, сделанные погибшими операторами, вошли в художественный фильм "Алмазный пояс" киностудии "Узбекфильм" им. Ярматова, снятый по мотивам одноимённого романа Пиримкула Кадырова.
Ташкентский городской роман (такой подзаголовок дал ему автор) "Алмазный пояс" был написан в 1975 - 1982 годах, в годы активного строительства Ташкентского метрополитена, открытого в 1977 году, к 60-летию Великого Октября. Эти годы, излёт золотой брежневской эпохи, были венцом развития Ташкента за всю его многовековую историю.
Сюжет романа, посвящённого ташкентским архитекторам и метростроевцам, является своего рода документом эпохи: процесс восстановления города после землетрясения 1966 года, напряжённая полемика планировщиков о путях развития современной архитектуры, о влиянии архитектурной среды на гармоническое развитие общества, становящаяся своего рода катализатором личностных конфликтов героев, стимулом их труда и творчества.
Довелось открыть для себя этот роман ещё в юном возрасте, познакомившись с ним ещё "в бумажном виде", по изданию 1988 года (М., "Художественная литература"). Темы развития городского общественного транспорта и выразительности городской застройки были мне интересны с детства. Роман писателя-коммуниста (Кадыров был членом КПСС с 1971 года) будет интересен читателям и в наши дни.
В нём, например, есть трогательный эпизод эффективной борьбы с "точечной застройкой". Оказывается, во времена порицавшейся тогда многими "партноменклатуры" это было гораздо проще, чем сейчас, в нашем настоящем. Рекомендую прочесть роман целиком и, желательно (если повезёт), "в бумажном виде". Сейчас же затронем только фрагмент, непосредственно связанный с гражданской авиацией, ярчайше и талантливо передающий атмосферу конца 70-х.
— Папа, мы опаздываем! — послышался обеспокоенный голос дочери.
Аброр, прервав свои раздумья, увидел ее уже внизу, у подъезда.
Да, пора спускаться. Он должен был отвезти жену в аэропорт, на московский рейс.
Лишь до первого перекрестка хватило сил удержать в себе то особое чувство, которое пришло к нему там, на балконе. А дальше... его подхватил и понес поток машин... Внимание, внимание, он должен собраться с мыслями, а не то или светофор прозеваешь, или тебя зацепят, или ты кого-нибудь стукнешь... И надо поторапливаться, времени оставалось в обрез, а путь от Юнусабада через центр города немалый.
Наконец миновали железнодорожный вокзал, оттуда до цели не столь далеко, благо что аэропорт ташкентский в черте города. «А мы, ташкентцы, порой из-за этого ворчим, выражаем недовольство...»
Ага, вот и железнодорожный переезд, теперь-то уж совсем рядом.
Аброр прибавил газу, желая скорей пересечь тускло поблескивающие рельсы, но резко-тревожно замигал красным семафор, и полосатый шлагбаум неожиданно быстро — так показалось — опустился перед «жигуленком». Аброр успел тормознуть — колеса взвизгнули, машина вильнула, качнулась вперед, едва не налетев на шлагбаум.
Поезда не видно, а в железнодорожной будке пронзительно надрывался звонок. Продолжал раздражающе мигать красным семафор.
Вазира, сокрушенно вздохнув, взглянула на крохотные наручные часы:
— Ах, чтоб ему пропасть! Опоздаем теперь... Лучше бы через путепровод ехать!
Аброр с силой дернул за ручной тормоз. В душе кипело раздраженное нетерпение.
Может, еще через Бешагач надо было ехать? — съязвил он, назвав дальний район города.
Через Бешагач — нет, а если бы через улицу Руставели, наверняка бы успели. А сейчас регистрация заканчивается...
Пошел-поплыл мимо нескончаемо длинный, тяжелый поезд, двигались цистерны, платформы, груженные бревнами, досками, уставленные ярко-красными тракторами.
<...>
Но вот наконец полосатый шлагбаум дрогнул и стал подниматься. Вишневые «Жигули» тут же юркнули через железнодорожное полотно... И вскоре Аброр остановил машину у самого входа в здание аэропорта.
Застекленный зал регистрации пассажиров был переполнен.
— Вещи Малика принесет!
Вазира выскочила из машины и, на бегу стараясь вытащить из сумочки билет и паспорт, устремилась в зал.
<...>
Они уже входили в стеклянные двери, когда откуда-то сверху раздался голос диктора: «Заканчивается посадка в самолет, вылетающий рейсом шестьсот тринадцать до Москвы. Повторяю: заканчивается...»
Вазира была в толпе, что облепила окошко регистрации и проем с круглыми весами для взвешивания багажа. Нетерпеливо выхватила у Аброра чемодан, сама втолкнула его на весы.
— Повезло, мое место осталось за мной! А места опоздавших продают тут же... Желающих ой как много было, но добрые попутчики нашлись, не допустили...
Аброр огляделся. Сразу узнал высокого статного мужчину, стоявшего неподалеку у стойки спиной к ним.
— Мой билет регистрируют...
<...>
Вазира взяла у Шерзода свой паспорт с билетом и поспешно спрятала их в сумочку. Заторопились к выходу. До трапа московского самолета идти было довольно далеко — через центральный аэровокзал.
<...>
Они добежали как раз, когда аэродромная служба собиралась откатывать от борта самолета трап. Получив свою порцию упреков, поднялись по ступенькам, проскочили в дверь.
Попутчик Шерзода сразу же сел на первое свободное место. А Шерзода с Вазирой бортпроводница, видно, приняла за мужа и жену и провела их в третий салон, усадив рядом в самом хвосте самолета.
<...>
Самолет летел над плотными слоями облаков, в совершенно чистом, залитом ослепительным солнечным сиянием небе. Было покойно и приятно.
Откинули укрепленные на спинках кресел столики, приступили к завтраку, поданному на легких голубоватых подносах.
Шерзод, стараясь не задеть соседку, протянул руку за пластмассовым стаканчиком с чаем. Вазира заметила, как на безымянном пальце по руки блеснуло обручальное кольцо.
Курица была мягкой, рис хорошо проваренный. Вазира сказала: Неплохо, правда? Во всяком случае, Аэрофлот кормит вкусней, чем иные рестораны. Или это мне только кажется?..
Да нет, вы правы. Мне тоже нравится.— Шерзод готов был поддержать разговор о еде.
А вот чай похуже, верно?
Вообще-то говоря... да,— согласился Шерзод и тут же рассмеялся.
<...>
Самолет мягко и незаметно сделал вираж; яркий луч солнечного света из иллюминатора сдвинулся к креслам и упал на лацкан пиджака Шерзода. Лауреатская медаль отразила его, и луч жарко стрельнул в глаза Вазиры...
<...>
Стюардесса собрала подносы.
Откидной столик — теперь на место, в прорезь мешка на спинке переднего кресла; свое кресло откинуть назад, самому расслабиться, чуть вытянуть ноги.
Покойно и приятно.
<...>
Самолет вздрогнул. Солнце скрылось куда-то, за окном бело-серыми горизонталями проносились разрезаемые крылом облака. Снова тряхнуло. Из сетки над головой показался край готового вот-вот свалиться черного футляра. Шерзод приподнялся, понадежнеи уложил футляр на полке, сел поудобней в кресло.
— Если не секрет... что это за проект в футляре?
— От вас секретов нет. Только сначала хотелось бы услышать ответ на мой вопрос, хорошо?
— Пожалуйста'
— От кого вы узнали, что я лечу этим рейсом?
— Вчера я по делам заходил в ваше управление... Кстати, вас там не нашел
— Я уже ушла домой собираться в дорогу.
— Мне это и сказали. Так я узнал ваш рейс.
— А вам не сказали, по какому именно делу я лечу в Москву?
— Нет. Управление хранит «военную тайну». Но я сам догадываюсь: интерьеры метро?
— Вы и вправду догадливы... Метро для нас дело новое. Опыта нет. Вот и приходится частенько ездить в Москву за советами и консультациями.
<...>
И время полетело легко и незаметно, в шутливой непринужденности, в спокойствии аэрофлотовского уюта, а для Шерзода еще и в ожидании чего-то приятного впереди, в Москве.
Поднимая все выше правое крыло, самолет стал делать левый разворот. Солнечный луч скользнул по груди Вазиры, задержался на лице.
— О, да здесь, смотрите-ка, Шерзод, совсем ясное небо! —воскликнула женщина, радуясь тому спокойному и доброму, чем была полна ее душа.
— Да, а вон и леса чернеют!
Над дверью в салон вспыхнула надпись по-русски и по-английски: «Не курить! Пристегнуть ремни!» Шерзод взглянул на часы:
— А быстро мы долетели!
<...>
Концы серых брезентовых ремней свешивались по обе стороны кресел. Нагнувшись вправо, чтобы достать свой ремень, Вазира непроизвольно оперлась на руку Шерзода, согнутую в локте.
— Я вам помогу...
— Спасибо, я сама.
Уши у Вазиры заложило, в глазах чуть потемнело. Она плохо переносила посадку. Поудобнее устроилась в кресле, запрокинула голову, закрыла глаза. Постаралась сидеть не шевелясь.
Шерзод, чуть наклонившись над соседним креслом, любовался красивой шеей Вазиры, ее высокой грудью. Через иллюминатор было видно Подмосковье.
— Здесь все еще весна. И зелень такая свежая... Все-таки хорошо жить в прохладном климате... Вазира, вы в какой гостинице собираетесь остановиться?
— В «России». Шерзод обрадовался:
— И нам в «России» места заказаны! По телефону сказали. Значит, втроем в одном такси поедем.
net-lit.com