Истории мыса Тык

Такие "чистки" думаю, следует поощрять. Во-первых повышается патриотизм в целом, а во-вторых, когда бьешь своих - чужие бояться начинают))). Но это наверное редкость. Я служил в морской авиации, то есть на флоте, но душой всегда тянуло к братьям-авиаторам. В академии я учился на заочном факультете. Нас на курсе было 120 человек, многие прошли Афган и среди нас были представители всех видов и родов Авиации. Но жили мы очень мирно. За 4-е года ни одной сколь-нибудь серьезной терки не возникло.

ПРОПУСК ДВА НА ТРИ МЕТРА


Один мой товарищ, бывший военный в звании полковника, перешел служить в милицию. Точнее, стал преподавателем в милицейской академии. Звание ему сохранили, сам ко двору пришелся и служит себе помаленьку. Года идут, никто его не подпирает, дембелем не грозят. Вот и юбилей – 60 лет исполнилось. Решило руководство академии за добросовестную и безупречную службу широко отпраздновать этот юбилей.
Надел наш полковник парадную форму и к назначенному часу в академию прибыл. А пропускной режим там очень строгий. На проходной зашуганные первокурсники службу несут. Наш юбиляр подходит, хлоп-хлоп по карманам, а пропуск-то дома, в повседневном мундире оставил. Вот незадача. А суровый курсант на вахте отца родного без пропуска не пропустит. Что делать? И так опаздывает уже.
Только смотрит он, во дворе, прямо перед проходной, стенд огромный, 2х3 метра. И на стенде он сам собственной персоной в честь юбилея красуется. Большая фотография, фамилия, имя, отчество – все как положено. Плюс поздравление. Он к вахтеру:
− Слушай, а тебя пропуск два на три метра устроит?
− Как это, два на три метра? – недоумевает тот.
− А вот, смотри, − и на стенд показывает.
Глянул курсант на стенд, заулыбался, немного смущенно:
− С днем рождения, товарищ полковник, с юбилеем! Извините. Конечно, устроит. Проходите.
И полковник наш заулыбался, руку вахтеру пожал и пошел почести принимать.

Иду я по городку. Навстречу дружок мой, Лешка, на «Ижаке» катит. Радостный такой, лицо доброе. Что-то хорошее сказать хочет, рукой машет.
− Привет, Санек, − говорит.
− Привет, Лешик, − отвечаю.
− Я из Матвеевки еду. Вот водки на субботу – воскресенье накупил.
− А, – говорю я, − водка, это хорошо!
У нас в городке водку не продают. Ближайший водочный магазин в Матвеевке. Туда лучше на мотоцикле, причем без коляски, ехать. Вот Лешик и мотнулся. Вижу, еще, что-то доброе сказать хочет.
− Я и тебе водки бутылку купил.
− Вот спасибо! Но я ж не заказывал. Все равно рад, что ты обо мне побеспокоился.
− Только она… того. На повороте из сумки выскочила…и…разбилась.
− Как жалко. А ты что, только одну бутылку купил?
− Да нет. Я много брал.
− А ты что, помечал на них, кому какую?
− Нет, − а сам мрачнеет.
− А как ты узнал, что именно моя выскочила?
Тут он губами пожевал, включил ногой скорость и укатил.
Если не хотите друзей терять, не будьте шибко умными и дотошными. Лешик еще порядочным оказался. Другой еще бы за разбитую бутылку и денег потребовал. А Лешик только на недоверие обиделся.

ЗАЩИТА ОТ МОСКИТА


Когда ловили «минимум» в Приморье, в Романовке, ночи от комаров и духоты в кошмар превращались. Закроешь окно – от духоты потом обливаешься, откроешь, комары тучей летят.
Но среди нашего брата изобретатель нашелся, майор один, из штурманов. Жили они, как всегда на полевом аэродроме живут: по восемь человек в комнате, на двуярусных койках спали. Изобретатель на нижней коечке в углу устроился. А на других командиры эскадрилий и замы.
Так что он от комаров придумал? По периметру верхней простыни дырочек понаделал. Сквозь них веревочки продел. Этими веревочками он простынь к коечной раме привязал. Потом сам в этот мешок залез, свободный, непривязанный конец натянул себе на голову и затылком к подушке придавил. Таким образом, он оказался как бы в мешке, комарам недоступном.
Все подивились на его изобретение, некоторые решили на другой день тоже так устроиться, свет выключили и спать легли.
Ночью от духоты одному из комэсок кошмар приснился. Он с верхней койки спрыгнул и на спящего под ним набросился. Душить стал. Тот спросонья в крик и отбиваться начал. Повскакали и другие обитатели комнаты. Подняли шум, крик. Кто-то крикнул: «Пожар!», кто-то «Спасайтесь!». Паника несусветная! Но потихоньку разобрались, что к чему. Затихать стали. А когда уже почти совсем затихли, смотрят, а в углу на нижней койке майор-изобретатель колотится и кричит душераздирающим голосом: «Выпустите меня отсюда!».
Его-то выпустили, но последователей его примеру так и не нашлось. Да и сам он впредь только до подбородка простыней укрывался.

ПОДВИГИ ШУРЫ РЯБОВА


Природа как-то неравномерно блага свои распределяет. Даже если бы как уткам на птичьем дворе корм куда попало кидала, то и тогда всем нам примерно одинаково доставалось. Но на деле такие перепады встречаются, что просто уму не постижимо.
Вот взять хотя бы Шуру Рябова. Простой скромный техник-электронщик. С транзисторами возится, паяльник куда надо тычет. А посмотришь на него и диву даешься. Во-первых, росту и весу он был необычайного – гора Вулкан, что у нас в гарнизоне с любой точки видна, рядом с ним проигрывала. Не то чтобы терялась, а как-то меньше становилась. Во-вторых, силы он был необычайной, но об этом позже. И, в-третьих, он боксером был. Хотя по здравому разумению это же какой человек с ним драться станет? Если у любого, даже с двумя пистолетами в руках, сразу же при взгляде на него возникает непреодолимое желание бежать. И как можно дальше.
Шуру как-то в порт для несения патрульной службы направили. Сел он с матросиками в автобус, вернее стал, так как мест не хватало, а он ни за что не сядет, если хоть одна женщина, даже самая непрезентабельная, стоять будет. Стоит Шура и об поручень опирается. Чувствует сзади, в районе кобуры, движение подозрительное ходит. Кобура у морских офицеров на двух ремешках болтается, так понты круче. Другой кто на его месте посмотрел бы, что за оказия? Что за манеры непристойные по кобурам чужим лазить? Но не таков Шура был, чтобы по пустякам вертеться, да еще в таком ограниченном, как автобус, пространстве. Он просто руку назад просунул и то, что там возле кобуры копошилось, ухватил. Не глядя сжал по-дружески и отпустил.
А сзади события разные происходить начали. Вначале хруст послышался как, если бы Жигули в морозный полдень на деревянный ящик наехали. Потом кровь из-под ногтей воришки брызнула. А уж потом он вопить стал, и вопил даже, когда автобус остановился. И когда из него выскочил все вопил. Убегал и верещал, как бурундук во время весеннего гона. А Шура и не повернулся посмотреть на результаты трудов своих. Так и стоял, вперед глядя, не отвлекаясь от мыслей, что голову его вдруг посетили.
В другой раз выпил Шура маленько, бутылки три, не больше. Водки, конечно. И пошел раз-влечений поискать. Забрел в Луна-парк переезжий. Качели-карусели сразу же отверг. Не выдержат они его. Тир завидел. Решил меткость свою проявить. Только или водка все-таки подействовала, или вин-товка не пристрелянная попалась. Никак в мишень попасть не может. Да что там в мишень, в банку из-под пива никак не попадет. Тут матрос, с корабля списанный, давай над Шурой смеяться:
– Офицер называется. В банку попасть не может. Стрелять не умеет!
Шура к нему поворачивает-ся и спрашивает:
– Кто стрелять не умеет? Я или ты?
На слове «ты» пальцем указательным матросу в грудь ткнул. Матрос при этом обратное сальто сделал и из тира колесом выкатился. Под аплодисменты зевак, которые решили, что это в билеты входит, и полчаса за Шурой толпой ходили. Ждали, когда он еще кого пальцем в грудь ткнет.
Только Шура у нас мирный был. Он, скажу по секрету, и титул чемпиона флота по боксу завоевал, никого ни разу не ударив. В его весовой категории соперников не находилось. Приедет Шура на флотские соревнования, поскучает там немножко, получит кубок или медаль какую и домой с победой и весь в лаврах возвращается.
Пошли мы с ним как-то на рыбалку. Донки-удочки забросили и уселись улова дожидаться. Только нам спокойно посидеть пацаны местные не дали. Да какие там пацаны? Лет по двадцать жлобам, не меньше. Устроили они рядом с нами стрельбы из мелкашки. То, что над ухом палят, это мы спокойно перенесли. Все равно вокруг шумно и рыба привыкла. Но они стали по поплавкам палить. И даже попадать стали. А это уж никуда не годится.
Шура их раз предупредил, два. Не унимаются, палят в белый свет, как в копеечку, и мишени все поближе к нам выбирают. Шура молча встал и походкой старшего бобра к ним направился. Так же молча у стрелка винтовку вырвал. Тот и не возмущался, только побледнел, когда с земли поднялся. А Шура с винтовкой к берегу пошел. Нашел место, где берег из раскисшей глины состоял, и винтовку вниз стволом в грязь поставил. Затем ладонью на приклад надавил, и мелкашка по самый приклад в глину ушла. Сантиметров 10 сверху осталось. И опять сел на поплавки глядеть.
Пацаны подбежали. Пыхтят, винтовку из глины тянут. Какое там. Как сваю копром забили, не вытащишь. Они к Шуре:
– Дяденька, мелкашку вытащите, отец убьет.
– Ничего. Откопаете.
Они за лопатой сбегали и полчаса мелкашку из глины выкапывали.
Поехали мы на моем «Москвиче» за рыбой в поселок. Туда без происшествий добрались, а обратно когда ехали, колесо переднее прокололи. И неудивительно, такая туша рядом со мной сидела. Надо колесо менять. Запаска в норме, ключи есть, а домкрат… Как Стасу на время дал, так он и не вернул. А на наших дорогах, да еще в выходной, за день две машины могут проехать, и все.
Шура вылез из кабины, рядом стал. Потом лапищей своей передок «Москвича» приподнял и себе на колено поставил.
– Меняй, – говорит, – колесо.
Я баллонным ключом колесо открутил. Запаску из багажника вытащил. Шура запаску двумя пальцами приподнял и на место поставил. Я болты наживил и ключом затянул. Шуре что-то не понравилось, и он каждый болт еще и пальцами подтянул. Я потом, когда запаску снимал, еле ключом те болты открутил.
Ехал Шура как-то на аэродром на своем мопеде. Диву все давались, как он его выдерживал? Шура, как всегда, в состоянии глубокой задумчивости. Из-за поворота два чудика на Иже выскочили и в заднее колесо Шуриного мопеда врезались. От удара у Шуры переднее колесо завихляло, но он курс удержал. А вот ребят с их Ижом в кювет отбросило. Метров пять по воздуху летели да, к счастью, целы остались.
Мы с Шурой приятелями были. Как-то в его кандейке, у электронщиков, проблемы современного бокса обсуждали. Шура мне удар в плечо показал. В общем, и не больно совсем, но когда я через кандейку летел, об печку ударился. А это уже неприятно. Я на Шуру кинулся, в плечо его укусил, только он не почувствовал. Вот слоняра! А что еще я мог сделать? Ударов он и вовсе не воспринимает.
Мы с ним в последний раз году так в восьмидесятом виделись. Я в другой полк ушел. Где он сейчас и что делает, не знаю. Пошарить, что ли, в Одноклассниках?

ОТ БОМБОЛЮКОВ


Степаныч, техник по вооружению, пожилой для капитана офицер, всегда боялся причинить ущерб ближнему своему посредством вооружения самолета. Он усердно штудировал правила безопасности и служил примером для бомберов полка.
Валера Чудайкин, электронщик, веселый парень, постоянно подначивал Степаныча. Он говорил, как бы тот ни штудировал правила безопасности, а обязательно перекусит кого-то бомболюками или сбросит бомбу на стоянке, а то из пушки выстрелит и в КДП попадет. На что Степаныч искренне желал Валере, чтобы у того язык его поганый отсох.
Как-то, придя на стоянку, Степаныч увидел, что в бомболюках на стремянке стоит Валера, по зимнему времени в валенках, и что-то монтирует внутри.
– Ты там надолго? – спросил его Степаныч.
– Нет, пара минут. Уже заканчиваю.
Степаныч отошел в курилку. Через несколько минут, завидев, что Валера тащит стремянку по стоянке, выбросил окурок и заковылял в кабину штурмана. Проверив работу бомбовооружения, он зычно крикнул:
– От бомболюков!
– Есть от люков, – ответил кто-то. И Степаныч перевел переключатель бомболюков в положение «Закрыто». Самолет вздрогнул, и люки, движимые 150 атмосферами гидравлики, хлопнули.
А снаружи Валера в момент закрытия люков вставил в их пасть пару старых валенок. Затем облил их жидкостью АМГ, имеющей интенсивный красный цвет и налил под валенками лужу той же жидкости. Внешне это выглядело так, будто люками кому-то ноги откусило, а валенки створками зажало. Он увлек за контейнер слонявшихся по стоянке стартеха и его механиков. Выглядывая из-за контейнера, они наблюдали, как Степаныч из самолета выходит.
А Степаныч, увидев торчащие из бомболюков залитые «кровью» валенки, стал медленно валиться на бетон, прямо в лужу из АМГ. Эта жидкость имеет довольно резкий запах, не имеющий ничего общего с запахом крови. Установив этот факт, Степаныч подпрыгнул, ухватил ручку, оторванную от волокуши, и понесся за Валерой.

КЛЕЩ


Был у нас командир эскадрильи. И имелся у него пунктик такой, от него не зависящий. Как прицепится к чему-то, не оторвешь. Как-то само получалось. Очень любил, чтобы предварительная подготовка велась, как уроки в школе, с перерывами. И если кто в неположенное время в классе отсутствовал, наказывал на всю мощь своей должности, в пределах прав, предоставленных дисциплинарным уставом. Вот тут-то его пунктик и проявлялся. Массовые наказания в армии запрещены, поэтому он выбирал себе две-три жертвы и на них постоянно отыгрывался.
В полку любили футбол и играли по простой схеме: летчики против штурманов. Стрелки и радисты распределялись так: стрелки за летчиков, радисты за штурманов. На команды делились приблизительно, и величина команд ограничивалась численностью полка. И по пятьдесят человек в команде могло быть. Обычно играли на поле для ручного мяча. Давка была, как в Центральном Комитете КПСС, вокруг которого все сильнее сплачивался советский народ. Определить, где находится мяч, можно было только по воплям, издаваемых игроками, получившим по ногам.
Время игры не ограничивалось, и в классах было пусто даже в то время, когда все должны были в них находиться. В таких случаях комэск, заглядывая в пустой класс, кричал: «Степанов! Мещерский! Их опять нет в классе!» А на предобеденном построении, несмотря на то, что в классе не было никого, он объявлял строгий выговор только им двоим. «Степанов и Мещерский» постоянно звучало на каждом построении, и число выговоров у каждого из них перевалило за десяток. Но это ничего не меняло.
Однажды они не выдержали и подошли к командиру эскадрильи.
– Товарищ командир. За что вы нас так? Вся эскадрилья играет в футбол, а вы видите, что только мы отсутствуем. У нас уже карточки взысканий переполнены. Чем мы вас обозлили? Нам хоть вешайся!
– Да? – переспросил комэск. – Хорошо, идите.
На следующем перерыве в классе уже звучало:
– Ноговицын! Марченко! Их опять нет в классе! Получат по «выговорешнику».

ПЯТЕРКА ПОЛКУ


Назначили на должность командира полка нашего командира эскадрильи. Он и в должность вступить толком не успел, как из штаба авиации флота указявка: провести летно-тактические учения. Да не просто, а под контролем группы из главной инспекции Министерства обороны. Во главе группы гроза всех командиров полков генерал-лейтенант Одинцов. То есть все будет серьезно, по-взрослому. Ни малейших скидок на молодость командира полка. Может быть, именно потому, что молодой, и подсунули под инспекцию? Опытные кадры жалели, а молодого командира пусть едят, другого быстренько поставим.
Только поставили, а тут, глядишь, и снимут. И было это на Сахалине, в отрыве от привычной обстановки. Но все прониклись. И бомбометание, и пуск ракет, и стрельбы – сплошь пятерки. Стали у нас зачеты принимать. Средний балл – 4,5. Штурман-инспектор на зачет полчаса дал, и перед тем, как собрать листки с ответами, вдруг неожиданно сказал:
– Приготовиться к отсчету! Внимание, отсчет! Запишите результат отсчета на листках.
Сработали на автомате. А потом только вспомнили, что в Наставлении по Штурманской службе есть положение о том, что штурман должен знать время с точностью 2 секунды. Короче, и тут не осрамились.
Даже строевой смотр оставил у проверяющих благоприятное впечатление о внешнем виде и строевой подготовке полка. Это в лагерных-то условиях!
Результат: полк получил «пятерку»! Чего раньше в природе даже в принципе быть не могло. Мы и на «хорошо» не рассчитывали. Но уж очень ради командира старались.
И вот утро субботы. Проверяющие еще с вечера улетели. Полк стоит на полосе, командира ждем. Смотрим, идут. Командир в обнимку с замполитом и оба без фуражек. Начальнику штаба махнул, мол, не надо доклада. Вышел на середину строя, отвесил полку поясной поклон и сказал:
– Спасибо! Молодцы! До понедельника никто никого искать не будет. Все свободны.
Даже Ганнибал своим войскам таких подарков не делал. Кинулись тут все командира качать. Радость всех такая обуяла, что одного прапорщика только через две недели на мысе Елизаветы обнаружили. А это северная оконечность Сахалина. Как он туда попал, для всех загадка. Но он даже в рыболовецкую бригаду на работу устроился.
Остальные вокруг Поронайска куролесили. Через неделю удалось полк собрать. Чуть бедного командира из-за потери руководства полком не сняли. Но все вовремя образумились. Прапор не в счет. Это и в других полках бывало.

Бобер

Был у нас командир полка. Между собой мы звали его Бобер. Невысокого роста, крепкого телосложения. Руки у него всегда были слегка в локтях согнуты. Бицепсы, наверное, очень сильные были и не давали возможности рукам полностью разогнуться. Как-то замкомандира дивизии его даже спросил:
– Вы что, руки распрямить не можете? Что вы так ходите?
– Я, товарищ полковник, тяжелоатлет и бицепсы не дают руки разогнуть полностью. Поэтому так и хожу.
– Так что, если я е*арь, так я теперь так, – он прошелся, двигая тазом вперед-назад, – что ли ходить должен?
Бобер действительно ходил неторопливой тяжелой походкой, слегка раскачиваясь вперед-назад. А бледность щек и скул говорили о большой физической силе. Кроме того, он был спокойно смел. Как человек на все сто уверенный в своей правоте. Как-то секретарь парткома, перехватив Бобра в коридоре штаба и желая всем показать, как он печется о благе коммунистов, на весь коридор прокричал:
– Товарищ полковник, пришли три подписки: Дюма, Бальзак и Станюкович. Я предлагаю выделить: Дюма – лучшему летчику полка, Бальзака – лучшему штурману, а Станюковича – технику.
– Зачем? – ответил командир. – Я их всех себе заберу.
Бедный секретарь парткома так и застыл с распростертыми руками.
Вот едет как-то наш Бобер с женой в отпуск. Она у него интересная дама была. У летчиков часто жены красавицами были. Ждали они в Хабаровске самолет на Москву. Зашли в «Аквариум», ресторан в аэропорту, поужинать. Тогда в рестораны не ужинать, а веселиться ходили, но они только поужинать. Сели, заказали ужин. Когда официантка принесла что они там просили, только к трапезе приступили, музыка заиграла.
К их столику подходит детина. Уже хорошо выпивши. Приглашает жену командира на танец. Бобер ему вежливо отвечает:
– Товарищ, мы сюда зашли поужинать и танцевать не собираемся.
Детина, выше командира на полторы головы, заявляет:
– А ты лучше молчи. Тебя не спросили.
– Товарищ, дайте нам спокойно поесть.
– Да, ладно…ты! – и жену командира за руку хватает.
Тут Бобер встает, действительно его голова еле до галстучного узла дебошира достает, наматывает на кулак пиджак детины, слегка и очень легко приподнимает его одной рукой над полом и своей излюбленной походкой к входной двери шествует. Амбал, как будто действительно в огромном аквариуме, задом плывет: глаза выпучил и руками балансирует. Бобер свободной рукой открывает дверь и, не швыряет, а просто и спокойно ставит ошалевшего грубияна за дверь. Дверь, аккуратнейшим образом закрывает, отряхивает руки и следует к своему столу навстречу бурным и продолжительным аплодисментам. Больше никто не пытался мешать им с женой, и они спокойно поужинали.

КАК Я ВАС ПОНИМАЮ!


Состоялась в нашей славной краснознаменной дивизии инспекторская проверка. Это и сбор по тревоге, и вылет с уничтожением вероятного противника, которого сколько ни уничтожай, а он, как гидра кишечнополостная, откуда-то снова выползает и контроль знаний личного состава, и строевой смотр. Строевой смотр оканчивается приемом жалоб и заявлений. Зная, что жалоб нет и быть не может, а все всем довольны, старичок генерал-майор, как того требует регламент проверки, перед строем громко, насколько его старческие легкие позволили, спросил:
–Есть ли у кого жалобы или замечания?
Все молчат. Старичок еще раз переспросил насчет жалоб и замечаний и тут один старлей почтенного возраста и потасканной наружности поднял руку.
– Слушаю вас, – с недоумением заметил его генерал.
– Товарищ генерал, – начал обиженным голосом жалобщик, – почему так получается? Все мои сверстники уже давно майоры и подполковники, а я все старший лейтенант. Несправедливо!
– Как я вас понимаю! – проникновенно, голосом полным сочувствия отвечает ему генерал, – Как понимаю! Все мои друзья уже давно генерал-полковники и маршалы, а я все генерал-майор. Разве это справедливо?
Полк так и лег.

ДОБРЫЙ ГЕНЕРАЛ


Назначили к нам командиром дивизии полковника Караулова. Что-то он так быстро генерала получил, что мы и охнуть не успели, а так генералом его и запомнили. Да и внешность у него самая что ни на есть генеральская была. Солиден, грузен, полноват, как есть генерал. Его, наверное, когда курсантом еще был, генералом звали.
Очень он по душе офицерам пришелся. Рассказывали, что на проводах предыдущего генерала, выпив изрядно, он гитару в руки взял и вначале песни Высоцкого, а потом и вовсе блатные запел. Чем и покорил души офицеров, которых и хлебом не корми, дай только врезать хорошенько да песняка подавить.
И он к офицерам отлично относился. Даже на самого что ни на есть лейтенанта ни наорет и на гауптвахту не посадит, даже если тот верхнюю пуговицу у шинели не застегнет. Правда, почему-то потом комендант, бледный и трясущийся, этого лейтенанта лично в кутузку упаковывал. И не слушал, что генерал на лейтенанта даже не орал.
Командиры полков и частей при нем, правда, поскучнели. Но тем никак не угодишь. То летчики у них плохие, то начальство недоброе.
Товарищ мой дежурство по части нес. Заходит генерал Караулов к нему в дежурку. Он конечно:
– Полк, смирно! Товарищ генерал-майор, в полку за время моего дежурства происшествий не случилось, – так далее.
Рассказывает, генерал с ним за ручку и сразу говорит:
– Ты у меня молодец, я уж вижу, службу знаешь. А как у нас это? А как то? А этот где? А эти куда? И когда будут? И что на стоянке?
Друг мой отвечает, прямо от зубов отскакивает. И что характерно, четко так, по военному. Генералу даже понравилось. Опять руку пожал.
– Служи, – говорит. – Орел! Ух, молодец, какой!! Прямо горжусь, да и только.
А друг мой, плечи расправил: «Рад стараться, то есть служу, мол, там кому надо!» Генерал его и по плечу похлопал.
– Ых! Герой! – и вышел.
А через полчаса бегут в казарму командир полка с начальником штаба. Бледные оба, как флаг про капитуляцию. Командир его, дружка моего, за грудки, начштаба за плечо. И трясут его по сложной волнообразной траектории. Был бы грушей, не то, что плоды, сучья бы отвалились. И в один голос орут:
– Что ты ему, негодяй, сказал? Что ты сказал?
– Да нормально ему сказал, – проблеял дружок мой. – Он меня похвалил даже. Молодец, говорит, орел. С такими офицерами мы всех победим. Служи, говорит дальше.
– Это он тебе, дураку, так сказал. А с меня и начальника штаба шкуру вместе с мездрой снял за тебя. Что ты ему тут наговорил?
– Да я и не упомню всего. Спрашивал, где вы? Я и сказал, что в штабе. Не говорить же мне ему, что вы с планшетистками у пожарников в сауне.
– Цыц! Ты…, ну ладно, разберемся.
Но больше командир с дружком моим не разбирался.
А в другой раз уже я оперативным дежурным полка заступил. У оперативного дежурного 17 стендов развешано. Все виды обстановок отражают. Воздушную, нави-гационную, космическую, морскую, наземную, метеорологическую, радиационно-химическую, орнитологическую. Самолетный состав полка, состав полка по экипажам, уровень подготовки каждого экипажа, политико-моральное состояние и еще всякой хрени до матери, до…. Да пусть их там хоть сотня будет, если бы они нас не касались. Так нет же, всех их надо было наизусть знать. И на утреннем докладе командиру полка оперативный дежурный указкой в стенды тыкать мог, а вот подсматривать – ни-ни. Все наизусть, на память. И Боже упаси ошибиться где, и это после бессонной ночи.
Вот и мне повезло. За час до доклада командиру приходит наш добрый генерал. Я ему конечно: «Штаб, смирно! Товарищ генерал…» Он ручкой так: «Вольно, вольно».
– Ты мне, сынок, лучше воздушную обстановку доложи. И метеорологическую, и прочие виды… Давай, давай!
Я к стендам боком встал, сам не гляжу, а указкой в нужные места тычу и бодро так:
– Метеорологическая обстановка нашего района полетов обуславливается…. и дальше по тексту
Все стенды до единого он прослушал, ни одного не пропустил, не перебил ни разу, а после слов: «Оперативный дежурный 330-го морского ракетоносного авиационного полка доклад окончил» он чуть не зааплодировал, как будто песню в исполнении Кобзона Иосифа прослушал:
– Ну, молодец, капитан! Как ты хорошо все доложил. Особенно это место: « …в настоящее время в полку экипажей боеготовых по уровню первого класса»…Молодец! Просто молодец!
– Служу Советскому Союзу!
– Ну, служи, сынок, служи, а я пошел. Дела, понимаешь, дела…
– Штаб, смирно!
– Вольно, вольно дорогой!
Я, весь в предвкушении награды, кинулся в комнату оперативного дежурного. Там разрывался главный телефон. Звонил командир.
– Оперативный дежурный капитан… Да, слушаю, товарищ командир. Да, был, товарищ полковник. Нет, наоборот похвалил…. Молодец, говорит. Да я ко всему готов. Есть!
Что-то голос у командира безрадостный. Да и у меня личность вытянулась. А тут прапорщик – диспетчер полка, что каждый день здесь службу несет:
– Да вы, товарищ капитан, не расстраивайтесь. Это каждый раз, как генерал сюда заходит, у оперативных дежурных потом одни неприятности. Генерал их хвалит, а командира потом дерет. А командир потом оперу выдает. Так что готовьтесь. У нас банка с вазелином вон в той тумбочке стоит.
Я настолько ошалел, что в тумбочку заглянул. А прапор смеется:
– Вот-вот, все туда заглядывают.
Через полчаса влетают командир и начальник штаба. Я дверь к себе предусмотрительно на шпингалет закрыл и они оба только перед стеклом, что отгораживает оперативного дежурного от общего зала, подпрыгивали. Когда лицо командира стало красным, а уже не бордово-красным, и начальник штаба чуть порозовел и подрыгивать стал на высоту не более полуметра, за сердце хватаючись, я рискнул откинуть шпингалет. Затем подал команду и строевым шагом подошел к командиру:
– Штаб, смирно! Товарищ полковник за…, – он только рукой махнул и на стул опустился.
– Рассказывай, что ты ему тут наплел? – голос у командира был слабый и томный. Ему уже было все равно. Начальник штаба беззвучно рыдал в углу, вытирая нос об бархатные шторы.
Три года Караулов нами командовал. А потом в баньке перегрелся как-то раз. А на другой день летать надумал. В воздухе ему плохо стало. Правый летчик самолет посадил. А генерал прямо возле люка помер. Командиры полков быстро приехали. Говорят, креститься начали. И когда веру Христову приняли, ведь везде говорили, что атеисты?

Александр Шипицын сказал(а):

Рассказывай, что ты ему тут наплел?

Нажмите, чтобы раскрыть...

а что наплёл-то ?


---------- Добавлено в 17:52 ----------

Александр Шипицын сказал(а):

Результат: полк получил «пятерку»! Чего раньше в природе даже в принципе быть не могло. Мы и на «хорошо» не рассчитывали. Но уж очень ради командира старались.

Нажмите, чтобы раскрыть...

Это нечестно! Такая пятёрка - результат планомерной работы предыдущего комполка

Да никто ничего не наплел. Но, раз генерал посетил казарму или опера полкового - это уже повод задрать командира полка. Ведь слова генерала никто проверять не станет. По поводу пятерки: я им не судия. Что было рассказал. Иногда читатель требует от автора принципиальной позиции. Я считаю что это прерогатива Господа Бога. Автор имее право только в меру своей честности отражать картину, которая ему показалась интересной. И прибрехать можно только лишь с целью показать то или иное проишествие как можно более рельефным и ясным. Если это не жанр фэнтэзи, где герои обладающие ядерным и лазерным оружием тем не менее бьются на средневековых мечах. Там можно все. Можно не знать ничего и тем не менее держать в напряжении большую аудиторию.Тем не менее, дорогой Чайк, я благодарен тебе за коммент и свою точку зрения. Удачи!

Александр Шипицын сказал(а):

Да никто ничего не наплел.

Нажмите, чтобы раскрыть...

А! Понял

СМЕЛЫЙ МАЛЬЧИК


Идем мы по аэродрому. На вылет идем, только медленно, не спеша, вылет не скоро. Время есть. Дед, то есть Володя, командир, это у него кличка такая, песню из «Мимино» напевает:
– Па лялялдрому, па лялялядрому…, – противно так голосит.
Я, что бы его не слышать, транзистор включил. На станцию «Океан» настроил. Там сеанс связи родственников с моряками, что далеко от родных берегов. На коротких волнах в прямом, как теперь говорят, эфире. Поздравляют с днем рождения какого-то третьего штурмана БМРТ, промышляющего рыбу у Алеутских островов, которого специально для этого пригласили в радиорубку на судне.
Ведущий: Дорогой Игорь, мы от всей души поздравляем вас с днем рождения! От души желаем вам всего самого хорошего! Скажите, вы хотели бы поговорить с вашими родными?
Игорь: Конечно, хотел бы. Но как это можно устроить?
Ведущий: Игорь, вас ждет сюрприз. В этот прекрасный для вас день мы рады сообщить вам, что вместе с нами вас поздравляет ваша семья! Да-да! Ваша жена Света и ваш маленький сын Петенька сейчас у нас в студии. И они сами смогут поздравить вас с днем рождения и пожелать то, что могут пожелать только самые близкие и самые любимые люди. Света, пожалуйста, вот микрофон. Игорь, вы рады?
Игорь: Вот не ожидал, конечно, рад!
Света: Любимый мой, как я по тебе соскучилась! Я поздравляю тебя, самого моего дорогого и единственного на свете человека с днем рождения! Я от всего сердца желаю тебе крепкого здоровья, радости, счастья. Чистого неба тебе, семь футов под килем! Так хочется поскорее увидеть тебя, обнять и поцеловать. Нам так тебя не хватает, ты мой единственный и любимый!
Ведущий: А теперь у микрофона сын Игоря, Петенька. Ну-с, Петр Игоревич, что вы хотите пожелать папе, который сейчас далеко в океане думает о вас. Давай, дорогой!
Петенька: Дорогой папа! Поздравляю с днем рождения! Пока ты там плаваешь, я уже совсем вырос. Я уже не боюсь спать один. А мама, глупенькая, боится и спит с дядей Вовой….
В приемнике слышно сдавленное «Ах!», шуршание и заиграла музыка. Нехорошо смеяться над чужим горем, но полет у нас прошел на высочайшем уровне. Еще бы, такой заряд радости и бодрости! Интересно, сколько их, друзей Игоревых в радиорубку набилось?

ЗАЦЕПИЛ


Техник по авиационно-десантному оборудованию (АДО) рассказал.
Идет выброска десанта из Ан-12. Десантники сидят, перед собой смотрят. Молча. Загорается сигнал «Приготовиться». Я люки открыл. Они встали. Команда «Пошел» Посыпались орёлики. Офицер на выпуске подбодряет их. Один солдатик, крепкий, как боровичок, что-то замешкался. Со снаряжением возится. Офицер рявкнул на него. Десантника как кнутом хлестануло. Вскочил и к рампе рванул.
Тут я понял, чего он копался. Внизу сумки противогаза лямка с карабином есть, противогаз к бедрам пристегивать. Не болтался чтобы, и во время перехода по мягким местам не стучал. Так вот, это чудо природы к зияющему люку понеслось, расстегнутой лямкой с карабином размахивая. Я и охнуть не успел, как он мимо меня пронёсся и карабином за блестящее колечко на моем комбинезоне зацепился.
Меня как воробья с телеграфного провода снесло. И потащил он меня, как БТР детскую коляску. Я руками и ногами за все шпангоуты и сиденья хватался. Бронированный малец ничего не чувствовал и не слышал, хотя я орал, как сумасшедший. Неотвратимо приближался зев рампы. Я успел прочувствовать каждый метр из тех 800, что отделяли меня от земли. И главное, ни кольцо, ни тонкая лямка не разрывались. Но я не сомневался: стоит нам оказаться в воздухе лямка порвется. Или кольцо разогнется. И придется мне испытать в первый и последний раз все прелести свободного полета.
Говорят, в такие минуты вся жизнь перед глазами проходит. У меня перед газами стояла безграничная ширь распахнутого люка, и мелькал парашют на согбенной спинке маленького чудовища, развившего мощность среднего танка. Конец этому кошмару положил офицер, стоявший на выпуске этого потока. Он все понял и выставил руку, в которую уперся маленький десантник. Казалось, что солдат старался двигаться, буксуя подошвами по самолетному полу. Одним движением офицер оборвал лямку, повернул солдата лицом к люку и дал ему пинка под парашют. Затем посмотрел мне за спину, убеждаясь, что никого не осталось, повернулся и шагнул в пропасть.
На ватных трясущихся ногах вернулся я на рабочее место и долго не мог понять чего от меня хочет борттехник, который меня даже за плечи потряс. Наконец, до меня дошло, что он сам, вместо меня, втащил чехлы и требует закрыть люки. Ни до, ни после я не закрывал ничего с таким удовольствием. И когда самолет сел, я люки открыл, но выходил из самолета через боковую дверь. И даже стоя на земле, я старался на рампу не смотреть. Впрочем, все это скоро прошло. Но от бегущих к обрезу люка десантников я прятался, как клоп от горящей лучины, хотя с тех пор стал всегда надевать парашют, как и требует инструкция, и что раньше я не всегда делал.

Александр Шипицын сказал(а):

Но от бегущих к обрезу люка десантников я прятался, как клоп от горящей лучины, хотя с тех пор стал всегда надевать парашют, как и требует инструкция, и что раньше я не всегда делал.

Нажмите, чтобы раскрыть...

Да уж...Инструкции нарушать НЕЛЬЗЯ!!!

Не смог удержаться и выложу историю,найденную в интернете.ОБХОХОТАЛСЯ!!!Если что не так,то удалю это сообщение с ветки.

Таран

Как-то в одной компании со мной оказались два молодых летчика — «старлея». В застольной
беседе один из них послал другого «обтрясать кедр». Тут же возникла шутливая потасовка,
которая быстро закончилась. Но необычная фраза меня заинтриговала и я попросил ее
«расшифровать». И вот что я услышал…

На один из дальневосточных военных аэродромов, расположенный в тайге, прибыло молодое
пополнение лейтенантов, только что закончивших училище. Было их человек десять.
Вышли летчики из автобуса, огляделись Красота вокруг неописуемая — кедровники, сопки, небо
голубое! Пошли, как положено, в штаб. Представились, доложили о прибытии. А в это время
проходили плановые полеты и командир части был сильно занят. Посмотрел он на прибывших,
поздравил и предложил: «Идите, ребята, на сопку. Расслабьтесь, выпейте, но чтоб завтра все были
у меня».
Насчет «расслабиться» все летчики не дураки, пусть даже вчерашние курсанты. Да и
«расслабительное» было с собой. Купили закуски в магазинчике — и за ворота.
Сразу за КПП начиналась высоченная сопка, дальний от части склон которой был покрыт
кедровником, а другой — лысый. И на этой «лысине» рос один единственный кедр. Зато какой!
Втроем не обхватишь.
Летчики, вообще, народ суеверный. И этот кедр в части считался почти священным. Под ним
проходили все «пьянки-гулянки» и, по традиции, с него запрещено было обтрясать шишки. Такое
вот местное «табу». Но наших-то лейтенантов никто об этом предупредить не успел.
Лучше места и не придумаешь. Нашлись под кедром-великаном и мангал, и запас дров — не
первыми новобранцы там оказались. Здесь и решено было отдохнуть.
Как они отдыхали — пояснять не будем. Думается, что не книжки читали. Так или иначе, после
определенной дозы захотелось новичкам попробовать даров природы, с которой им Богом и
Командованием было предназначено общаться в ближайшие годы.
Кедры, правда, на дальнем склоне жидковаты. Да и далеко. Подняли головы — а над ними
«закрома родины». Ветви кедра так и ломятся под тяжестью шишек. Одна проблема — высоко.
Хоть и летчики, а крыльев нет. И по стволу не заберешься, когда и ровная земля покачивается.
Пробовали ногами пинать и камнями сбивать — лесному великану эти штучки нипочем.
И тут один из лейтенантов вспомнил, что когда ходил на вершину «по делу», то видел там
несколько бревен. Таран! Это выход! Через пару минут вся компания была наверху. Выбрали
бревнышко поприличней и поудобней. Подняли. Прицелились в стоящий метрах в трехстах кедр.
Раздалась команда и офицеры пошли в атаку.
Увлекаемые весом «тарана» они быстро набирали скорость и, наверное, снесли бы облюбованное
дерево, но, то ли рельеф изменил траекторию, то ли глазомер «впередсмотрящего» подвел. В
общем, промахнулись они мимо мишени. Видимо, самонаводящимися ракетами стрелять
сподручней.
Бегут летчики по склону с бревном со скоростью курьерского поезда, орут непотребно, слабеющие
от хмеля ноги подкашиваются. Бросить бы бревно, да схватили они его не с одной стороны, а
«шахматно», и, если бросить, то ноги, кому-нибудь, точно переломает.
Склон тянулся метров на восемьсот, а сил все меньше…
В это время из ворот части строем выходила рота солдат из обслуги. Бойцы оторопели, увидев,
что с горы на них с ревом несутся лейтенанты с бревном. Перепугавшийся не меньше их офицер
только успел подать не уставную команду «Съе… ся!»
Солдаты рассыпались по сторонам и летчики, снеся железные ворота ворвались на территорию
военного городка, пронеслись с воинственным кличем по центральной аллее, распугивая
зазевавшихся, и влетели на площадку перед штабом.
Только тут бревно потеряло инерцию и обессилевшие лейтенанты кеглями попадали к ногам
вышедшего на крыльцо командира, который, потеряв дар речи, с отвисшей челюстью наблюдал за
этой «психической атакой» свежеиспеченных офицеров.
Пришлось лейтенантам начинать свою службу не с полетов, а с починки разрушенных ими ворот. А
все сослуживцы, включая солдат, по малейшему поводу стали отправлять их «кедр обтрясать»,
доводя летчиков до тихого помешательства.

А кедр так и стоит, не потеряв ни одной шишки. Неспроста, видимо, считался он священным.

Забавная история. Такие забывать нельзя. Спасибо, что привел. Если еще что вспомнишь - выкладывай! интереснее будет. Удачи!

Ну раз все нормально,то выкладываю еще историю из просторов интернета.СМЕЯЛСЯ ДО СЛЕЗ!!!

Только в кипучем мозгу старших начальников мог родиться такой план, после получения самолетов с завода Су-24м отправить полк на другой аэродром, ибо полоса родная уже не могла принимать такую тяжесть. В мае 1991 года бап сорвался с места, поцеловал детей и жен и улетел в Орловку учиться военным делу неправильным образом.
Потихоньку обжились, начали неплохо летать, короче в попе появились первые перья от Су-24м
В один из летных дней экипаж подрулил к полосе и начал проверять МВК, конечно чтоб удобнее, летчик поставил самолет на ручник (в то время мы еще косо смотрели на штурманов и считали, что их посадили в кабину, чтобы самолет в полет не кренился на левый борт )
После проверки экипаж запросился на полосу, услышав, что на ПК заходящий уже на дальности 16км, значит надо все делать поживее, а то жди пока он сядет и срулит. А посему про ручник забыли.
На полосе все тоже быстренько делали, включили ПФ и побежали, денек был жаркий под 28 тепла и в кабине шел на разбеге ненавязчивый диалог
Штурман - Да, жарковато сегодня, долго бежит
Летчик - Ага, чувствуется
Штурман - И заправка вроде 7 тонн, а все бежит
Летччик - Куда он денется - оторвется все равно, железяка хренова
Плавненько с углом атаки 10 самолет отошел от ВПП и полетел, куда его вела твердая рука пилота и острый ум штурмана. Сделав все свои полетные дела экипаж расслабленно возвращался домой. В попе появилось очередное летное перо - во как мы уже умеем и это согревало душу и растопляло мозги.
Решив, что перьев в одном месте достаточно, экипаж на ОПК карту читать не стал, это как уже унизительно для нас "ассов" самолета Су-24м
На ПК прочитав остатки карты: выяснилось, что шасси выпущены и закрылки тоже, ход стабилизатора большой, и фара торчит и светит - можно садиться, чего еще нам надо.
"Дальний к посадке готов" - летчик просит - надо дать - "Посадку разрешил, ветер справа под 30, 3-5" - "Понял".
Штурман ненавязчиво молотил по СПУ свое - высота, скорость и угол атаки. Скоро ужин, потом еще один полетик ночью и достачно на сегодня, думалось ему.
Касание было великолепным с неплохим уголком, за которым последовал рывок вперед, припечатав пилота об ППВ, морда штурмана залезла в тубус РПО.
Как потом выяснилось пробег составил без ТП всего 650-700м, который оставил на БВПП прекрасный ширный след четырех колес.
Вытащив свою морду, штурман понял, что просто так такое в жизни не бывает и это могли быть тормоза, причем аварийные. Посмотрев на панель между пилотом и штурманов, пилот сказал коротко и ясно "Бл...!", а штурман оказался знатоком и провидцем свое будущей судьбы "Теперь нас точно выеб..., карты мы не читали"
Аварийный тягач спешил как мог, технота тоже спешила к самолету пешком. ГРП напряглась - в воздухе еще было 6 самолетов. Аварийный тягач успешно присобаченный к самолету сказал коротко и ясно - не потяну, ибо приварились тормозные колодки, а тянуть волоком 25 тонн ему было явно слабо.
Благо, что автопарк рядок и через 10 мин у самолета стоял Кировец, закрепив водило и растяжки, прозвучало короткое - Трогай!
Кировец тронул и поехал с куском водила, при этом самолет даже не хотел шевелитиься.
РП понял - не будет не просто долго, а очень долго, благо он сам до этого летал на такой матчасти. Начались поиски запасных аэродромов. Их было рядом два - Серышево с Ту-95 и Возжаевка с Су-24. Причем думать осталось мало, сумерки были на носу, из летающей шестерки экипажей, еще не все вообще и ночью завозились. На ближайший аэродром - благо до него 20км. Выдав команду на борта самолетов, немного отпустило в душе РП, угонять самолеты на ЗА не каждый год приходится, вдобавок в ПМУ
В это время ленивые истинные бомберы летали свою смену и приняв команду, что к ним на ЗА летят 6 БОМБАРДИРОВЩИКОВ Су-24, ихняя ГРП не напрягалась, свои летят
Когда группа из 6 самолетов на 1 мин интервале ворвалась в круг полетов на скорости 600, местная ГРП подхватила стойкий ступор. В самые "крутые полеты" у них по кругу летало максимум три самолета и на скорости 400. Теперь они имели на кругу 2 экипажа Ту-95 и 6 чужих Су-24м, при этом последнии как быстро очень перемещались по экрану ДРЛ.
Ступор разорвал доклад экипажа Ту-95, что он на кругу полетов наблюдает истребителей! ГРП вообще закатила глаза - а эти кто и откуда? Начались судорожные запросы - это у нас на кругу и чего хотите
Наши бомбики весело обгоняя Ту-95 славненько, на 1 мин интервале зашли и сели, разворошив бомберское гнездо не на шутку, ибо последнии после посадки наших и своих на всякий случай закрыли полеты - хрен его знает, кто еще прилетит?
Пробираяь между кусками бетона и прочей лабуды по МРД (дальники вообще полосу не убирали последнии 5 лет думалось пилотам Су-24), постепенно добрались до стоянки и где и встали.
Весь бомберский народ шел смотреть на истребителей, котроые почему-то называют себя бомберами, это как-то унижало истинных бомберов. Ну посмотрите - разве это бомбардировщик, да мы его вместо ракеты повесить можем или в бомболюк засунуть.
Утром, проехав по МРД и полосе, стало ясно, с такой полосы Су-24 никогда не взлетят, ибо и вправду, наши колеса не катят против винтов и колес Ту-95.
Наша техника и техника истребителей с Орловки пошла колонной на Орловку - чистить там МРД, ЦЗТ и БВПП.
А ГРП Су-24 держала строгий ответ - нахрена ты послал самолеты в Орловку, а не Возжаевку. Отмаза в виде на ближайший аэродром не катила, ибо сборная солянка по уборке полосы Ту-95 пришлось работать там два дня
Экипаж, посадивший на ручнике, третий день жил на эшафоте, с котрого иногда отпускали чего укусить и чего отлить и не более Понятно, ко всему ихнему добавилать посадка экипажей в Орловке и перегонка техники и уборка чужого аэродрома.
Истерзанное тело штурмана принимала в себя все, ведь сам сказал по СПУ, что с ним сделают. Летчик каялся во всех грехах, даже те которые не совершал. Через три дня после посадки самолеты перетели назад в Орловку. После этого сексуальные эксперименты над экиажем пошли на убыль.
А в Орловке местная база с командованием длительное время благодарила за столь тшательную подготовку ихнего аэродрома и сообщала, что этого им хватит года 3, а потом еще прилетайте - БОМБАРДИРОВЩИКИ!!!


---------- Добавлено в 15:55 ----------


И еще понравившаяся мне история,найденная в интернете.

Оружейники бегут

Место действия - Южные рубежи нашей некогда необъятной Родины, недалеко от границы с дружественной нам демократической республикой. Аэродром, на котором готовятся к вылету истребители - бомбардировщики.
Время действия - ранняя весна по их меркам, дикая жара с трудом переносимая нормальными людьми, термометр днем уже зашкаливает, поэтому полеты рано утром, а подготовка к вылету еще раньше. Подъем в 3, хотя нет в 5. В 5 минут четвертого.
Действующие лица - По 8 ФАБ-100 (на каждом СУ) выпуска примерно 1944 года с взрывателями примерно того же года. Бомбы эти были замечательны тем, что рикошетили об каменистый грунт, иногда почти до высоты сброса, взрыватели у них тоже были с причудой - иногда самопроизвольно взрывались. Это за ними это замечалось еще в годы ВОВ и попозже в годы недавней войны в Кавказских горах, наиболее часто это происходило в момент отделения бомбы от самолета (Ил-2, или Су-25, неважно). Короче, обращения к себе они требовали очень и очень аккуратного.
Наш герой - экс-студент, только что попавший на теплый весенний юг с заснеженного севера. Авитаминоз жуткий, акклиматизация тяжелая, кормежка просто "блеск". Всю ночь "старики" и "деды" пили спирт в каптерке, и били кого-то в сортире.
Итак, это присказка, сказка впереди.
"Еще не рассвело, но в Стране Дураков уже никто не спал" - этим добрым приветствием из "ЗОЛОТОГО КЛЮЧИКА, ИЛИ ПРИКЛЮЧЕНИЯ БУРАТИНО", нас встретил наш капитан Дронов, оружейник полка, добрейшей души человек, что страшно мешало ему в службе (он так и не стал майором). Пошли от КамАЗа к стоящим СУ, там во всю кипела работа, механики, радисты, заправщики, водители... Перематюкивались прапора, сигналили летучки, шум, гам. Жизнь кипела. По пути капитан озадачивал:
- Я пойду кресла проверять. Вы еще молоды. Ответственность большая, а то вдруг что случится и катапультироваться нечем. Гришенька, - это он ко второму воину, - вы пушечки зарядите, да поаккуратнее. А то всяко бывает. Ну, а вы, - он обратился ко мне, - соизвольте, бомбочки уже висят, видите ли, взрыватели из ящичка взять надо и вкрутить, да, знаете ли, поаккуратнее, контровочку проверьте, ветряночки, штырьки осмотрите.
С этими словами капитан ушел. У крайнего СУ мы с Гришей принялись за работу. (пообще-то, это делали прапора, но наши уже были за "речкой".) Гриша забрался на крыло, открыл люки и начал заряжать 30-мм пушку, я залез под крыло и вкрутил дрожащей рукой первый взрыватель в ФАБ-100. Дрожа, отошел, осмотрел, по студенческой привычке достал из кармана "шпору" повторил по пунктам: "1. Рукой "А" (см. схему) взять взрыватель..."
И так далее, далее, все вроде бы правильно. К восьмому самолету острота момента прошла, хотелось жрать и, самое главное, спать... Теплело на глазах, так в сон и укладывало. Закончив работу, я начал отходить от самолета, но мне что-то мешало, я дернулся сильнее и увидел в руке сорванную чеку от взрывателя, ту самую чеку, после срыва которой взрыв происходит "через 6.. 60 секунд независимо от падения бомбы".
Проснулся мгновенно, крутнул установку часового взрывателя на 60 секунд и бросился от самолета вдаль. Гриша среагировал также мгновенно - спрыгнув с крыла, он побежал по бетонке. Догнав меня, он хлопнул меня по плечу, в ответ я показал ему чеку. Казалось, бежать быстрее невозможно, но он добавил еще скорости. Так как я и он бросились бежать вдоль строя СУ, то, пробегая, мы оказывали на окружающих действие необычайное.
Первое - удивление - "Оружейники бегут", - 0, 2 секунды, второе - ужас - "Оружейники бегут!!!", - 0,2 секунды, третье - бежать. С крыльев, из кабин, из-под фюзеляжей, из-под крыльев, из кабин заправщиков - вылетали, выскакивали, десятки солдат, прапорщиков, офицеров. Мы не успели добежать до последних самолетов, как кричать и бежать стали уже впереди нас.
"Оружейники бегут!!!"
Не забуду выражение лица "деда", честно спящего в кабине КрАЗа-заправщика, проснувшись от топота сотен ног, он с диким ревом "Оружейники бегут" помчался куда-то вдаль.
Как потом рассказывали, еще более грандиозная картина была видна с вышки - отовсюду выбегали все находящиеся на аэродроме и бежали в разные стороны, и как бежали, крика не было слышно, но по размерам бедствия стало ясно, что "Оружейники бегут".
Пробежав метров триста, мы с Гришей свернули в сторону и упали на землю, обхватив голову руками, ведь по инструкции разлет осколков - 850 метров.
Тишина.
От стоянки на большой скорости отъезжало все, что еще могло ездить, и только от вышки медленно двигалась одинокая фигура капитана Дронова. Подойдя к нам, он присел на корточки и сказал:
- А я смотрю - все бегают, развлекаются, ну, думаю, это "мои" - народ веселят, не иначе учудили что-то. Пока к вам шел, все соображал, раз пушки не стреляют, значит бомбу уронили, хотя как вы ее могли уронить? Подошел ближе, и точно - не уронили, раз по бетонке не катается, а что тогда?
Показываю чеку.
- А, бывает. Вторую-то не снял? Знать, не успел, раз все тихо.
Киваю, что, дескать, не успел.
- Эти разбегаются, - он широко обвел взглядом окрестности - а я рассчитываю, раз сразу не взорвалось, время еще есть. Иду. На часы глянул, минута прошла, а все еще живы. Ну, значит, ложная тревога. Тогда отлично, пошли на место ставить, покажу как. Вторая чека как раз для таких случаев и предназначена.
Пошли, показал, поставили.
- Ну, вот и хорошо. Иди дальше взрыватели вкручивай.
И все.
И пошел дальше капитан по своим оружейным делам. И только после этого зашевелился народ, начал из щелей выползать, к самолетам подбираться, стараясь от нас с Гришкой БОЛЬШУЮ дистанцию держать. Нас не только не побили, нам не сказали ни единого слова упрека, только потом у самолетов, когда мы работали, очень-очень мало народу оставалось. И вдобавок к нам с Гришкой клички приклеились "Незнайка" и "Гунька", капитан Дронов постарался.

Через полгода после моего дембеля пришло письмо. Нашему капитану в лоб из 30-ти мм пушки нечаянно стрельнули, да, слава Богу, жив он остался, уже и из госпиталя вышел. Еще пять снарядов угодили в летную столовую, угол снесли начисто, и на этом снаряды кончились. Виновники, пока столовую не восстановили, на "дембель" не попали. Только это уже отдельная история.
- дело было так - вернулся Су-17М, а у него 6 снарядов в одной пушке осталось. Это бывало, еще хуже бывало у МиГ-27, там никогда ГШ-6-30 полностью боезапас не растреливала. Капитан сел на место пилота и начал там возиться, доблестный воин второго года службы стоял с монтировкой на крыле у открытых люков пушки, капитан шарился в кабине пытаясь перезарядить пушку. Она не перезаряжалась, доблестному воину это надоело и он монтировкой легонько подправил снаряд (затем он утверждал, что капитан сказал, но это навряд ли все таки в отличии от воина капитан знал НР-30) пушка выстрелила - первый снаряд взорвался об стремянку, капитан получил 40 осколков в голову (что торчала выше борта), остальные пять попали в угол летной столовой. Всех дембелей бросили на ее ремонт, а капитан - затем вышел из госпиталя и уволился.