Толбоев часть 1
Тут мне попало в руки интерьвю. Считаю нузным выложить.
М. ТОЛБОЕВ - Это очень просто. В советское время была школа, во-первых, летчиков-испытателей классическая школа, как Большой театр, который нельзя ничем заменить. Существует МХАТ, Ленком и так далее. Это классика. Также существует школа летчиков-испытателей. Это огромный труд, вложенный и сделанный для того, чтобы самолеты не падали. Это наша профессия. Мы можем погибнуть. Это наша работа. А чтобы люди не погибали, мы для того и работаем. В данном случае в зависимости от того, как летчики-испытатели создают самолеты, испытывают, сдают его заказчику, одновременно мы готовим и экипаж, инспекторов, представителей Аэрофлота для того времени, Аэрофлот СССР. У них была своя школа в Шереметьево. Они готовили летчиков к практическим действиям. Сегодня этой школы вообще нет. Более того, что их нет, нет даже взаимодействия между нами. Между заказчиками, которые у нас заказывают самолеты. Даже у промышленников у самих уже ничего нет. Авиацию развалили. До основания. Ее вообще нет. Нет слова в РФ даже авиация. Если было Министерство авиационной промышленности, куда входило то, что я сказал, школа классическая, школа самолетостроения, школа двигателестроения, приборостроения, материаловедения и школа подготовки летного состава, то теперь ее вообще нет.
О. ПАШИНА – То есть сейчас учат летать только из пункта А в пункт Б.
М. ТОЛБОЕВ - Никто никого не учит. Профессионально никто никого не учит. Я не знаю, как учат авиакомпании. Я знаю, что Ульяновское авиационное училище выпускает летчиков ЯК-40 с налетом 20-30 часов. Какие это летчики. Я вообще не знаю. Вот авиакомпании пусть мне скажут, Пулково, «Сибирь», их десятки, пусть мне скажут: кто их учит. Кто им дает сертификат от имени государства. Если они сами себя учат, вот потому сами по себе и падают. Хватит уже, уже опозорили русскую авиацию. Каждый месяц по самолету. Каждый месяц по 170 человек погибших, детей. Как это можно простить. Никто ни за что не отвечает.
О. ПАШИНА – В связи с этим такой вопрос возникает. А кто-то вообще проверяет уровень качества подготовки, сейчас можно, допустим, купить диплом врача в подземном переходе. Но лечить с этим дипломом нельзя.
М. ТОЛБОЕВ - Все можно купить.
О. ПАШИНА – Может ли летчик купить сертификат и полетать?
М. ТОЛБОЕВ - Нельзя сказать, что стопроцентно, я, если критически говорю, это не значит, что там все покупают, друг друга учат и неизвестно как летают и что делают. Я это говорил, что нет контроля, конечно, они учатся где-то, где-то они вторыми ходят, где-то командиры учатся чему-то. На уровне тренажеров. Или друг с другом летают. В чем-то и проблема. Они хорошо взлетают и садятся. Я могу только аплодировать летчикам всех авиакомпаний российских, они умеют это делать. Но стоит на борту возникнуть внештатной ситуации, у них наступает паралич.
О. ПАШИНА – А что надо делать?
М. ТОЛБОЕВ - Вот их надо учить всем тем ситуациям, которые могут быть на борту. Я спрашивал у одного экипажа: вот что вы будете делать, если сейчас у вас на взлете откажет один двигатель. Он говорит: ну что, буду прекращать взлет. Хорошо, ты вышел за скорость, на которой можно прекратить взлет. Надо продолжать взлет. Что будешь делать? – Ну, буду пытаться взлететь. У тебя же в руках максимал, выведи режим, максимальный режим двигателя. Нет. По инструкции нельзя. Погибнуть можно. А вот принять чрезвычайные меры нельзя.
О. ПАШИНА – То есть вы считаете, что всех летчиков надо учить как летчиков-испытателей.
М. ТОЛБОЕВ - Не как летчиков-испытателей. А их надо учить тому, что отработана методика летчиком-испытателем. Вот самолет, хорошо, они огибали грозовую деятельность. Категорически запрещено всеми нормативными летными документами приближаться к грозовой деятельности. Есть наземный контроль, радиолокационные службы, которые ведут, сопровождают каждый рейс. Есть беспрерывно информации метео. Выйди на канал авиаметео, там без конца тебе дают информацию.
О. ПАШИНА – А в связи с этим тоже проскользнула информация, но потом она как-то замылилась. О том, что для самолетов установлены некие коммерческие правила, они не должны отклоняться от своего маршрута. Если они это делают, они платят штраф. И возможно под угрозой этого штрафа экипаж принял решение лучше лететь в грозу, но не платить штраф.
М. ТОЛБОЕВ - Я не могу это сказать. Существует летная единая документация. Мы работаем в рамках международной организации ИКАО. Штрафных санкций не бывает. Пилоту предоставляется слово с докладом на землю. Огибать, уйти с трасы влево, вправо, вверх, вниз. Ему разрешается. Если он не наносит опасности другим воздушным судам, которые находятся рядом. Для этого есть земля, которая контролирует и дает добро. Никаких санкций нет.
О. ПАШИНА – То есть, здесь нет противоречия между безопасностью и экономической выгодой.
М. ТОЛБОЕВ - Другое дело, если он садится на запасной аэродром. Тут есть, конечно, урон, ущерб для компании. Это понятно, что надо пассажиров снять, оплатить трап, заправка. Есть тут в некоторой степени. Но когда речь идет о безопасности обеспечения рейса, борта, то никаких санкций не предусмотрено. Ни в одной стране мира.
О. ПАШИНА – Еще по поводу технического обслуживания самолетов. Насколько я знаю, я слежу за этой темой, плачевно обстоит дело в этой сфере.
М. ТОЛБОЕВ - Конечно.
О. ПАШИНА – Что с этим делом?
М. ТОЛБОЕВ – Кстати, я не знаю, кто их контролирует. Уже первые появились факты, что ставится совсем другое оборудование на самолет, снятое со старых самолетов.
О. ПАШИНА – Старые запчасти, которые выдаются за новые.
М. ТОЛБОЕВ - Вы извините, каждый самолет идентифицирован. Он не имеет права никак на другие части. Он может обслуживаться только на тех авиазаводах, есть регламентные работы. Или на тех ремонтных предприятиях, которые находятся под ведомством государства. Я не знаю, кто их контролирует, тоже не знаю.
О. ПАШИНА – В связи с этим, какой бы ни был прекрасный летчик, если самолет уже разваливается, простите в воздухе…
М. ТОЛБОЕВ - Я могу вам сказать, еще не было случая, чтобы самолеты Туполева или Ильюшина или другие наши конструкторские бюро по техническим причинам были катастрофы. Да, были аварии, поломки, не выпуск шасси, но чтобы приводило к катастрофе, такого еще не было. Все по вине личного состава. Или это наземный состав диспетчерский или летный экипаж в воздухе или технический состав, обслуживающий самолет. И так далее. Но никак, чтобы самолет сломался и упал, такого не было. И не может такого быть. Я же вам говорю, мы создаем самолеты с ресурсом 50 лет безаварийной беспрерывной работы. Это требование мобилизационное в случае войны.
К. ТУРКОВА – То есть вы считаете, что и в этот раз человеческий фактор?
М. ТОЛБОЕВ - Огромный ресурс.
О. ПАШИНА – Потому что у меня сложилось впечатление, мы знаем, что этот конкретный самолет ТУ-154 он сначала летал в Китай, потом вернулся в Россию. У меня сложилось впечатление, что его вернули на утилизацию, а наши решили еще немножко полетать.
М. ТОЛБОЕВ - Ну конечно. Опять речь идет о контроле. Он был в Китае. Кто его знает, кто его как эксплуатировал. Мы знаем китайские изделия. Один раз одел, второй раз порвал. А тут что, как, мы не знаем. Кто их контролирует от имени государства там.
О. ПАШИНА – Мне удалось найти в Интернете любопытную статистику, точнее слушатель нам прислал наводку и мы нашли. Рейтинг надежности самолетов. Что касается ТУ-154, то такой коэффициент составляет 2,2. Этот коэффициент учитывает, сколько было построено самолетов и сколько погибло при авариях, сколько было жертв. У Боинга – 0,7, и у самолетов Airbus – 0,18. То есть сухая статистика.
М. ТОЛБОЕВ - Ну понятно, так и есть. Статистика она ведется всегда. Количество налетанных часов на количество катастроф, аварий. Дело в том, что Боинги летают очень много. Наши самолеты летают мало. Вообще самолет создан для того, чтобы он с утра до вечера летал.
О. ПАШИНА – То есть у нас коэффициент был бы еще выше.
М. ТОЛБОЕВ - Да. Но наши самолеты используются не так часто, как другие самолеты западные. Тут целые причины. Наземный сервис, неповоротливость нашего механизма и так далее. Факт есть факт. Мы же не можем оспаривать статистику.
Тут мне попало в руки интерьвю. Считаю нузным выложить.
М. ТОЛБОЕВ - Это очень просто. В советское время была школа, во-первых, летчиков-испытателей классическая школа, как Большой театр, который нельзя ничем заменить. Существует МХАТ, Ленком и так далее. Это классика. Также существует школа летчиков-испытателей. Это огромный труд, вложенный и сделанный для того, чтобы самолеты не падали. Это наша профессия. Мы можем погибнуть. Это наша работа. А чтобы люди не погибали, мы для того и работаем. В данном случае в зависимости от того, как летчики-испытатели создают самолеты, испытывают, сдают его заказчику, одновременно мы готовим и экипаж, инспекторов, представителей Аэрофлота для того времени, Аэрофлот СССР. У них была своя школа в Шереметьево. Они готовили летчиков к практическим действиям. Сегодня этой школы вообще нет. Более того, что их нет, нет даже взаимодействия между нами. Между заказчиками, которые у нас заказывают самолеты. Даже у промышленников у самих уже ничего нет. Авиацию развалили. До основания. Ее вообще нет. Нет слова в РФ даже авиация. Если было Министерство авиационной промышленности, куда входило то, что я сказал, школа классическая, школа самолетостроения, школа двигателестроения, приборостроения, материаловедения и школа подготовки летного состава, то теперь ее вообще нет.
О. ПАШИНА – То есть сейчас учат летать только из пункта А в пункт Б.
М. ТОЛБОЕВ - Никто никого не учит. Профессионально никто никого не учит. Я не знаю, как учат авиакомпании. Я знаю, что Ульяновское авиационное училище выпускает летчиков ЯК-40 с налетом 20-30 часов. Какие это летчики. Я вообще не знаю. Вот авиакомпании пусть мне скажут, Пулково, «Сибирь», их десятки, пусть мне скажут: кто их учит. Кто им дает сертификат от имени государства. Если они сами себя учат, вот потому сами по себе и падают. Хватит уже, уже опозорили русскую авиацию. Каждый месяц по самолету. Каждый месяц по 170 человек погибших, детей. Как это можно простить. Никто ни за что не отвечает.
О. ПАШИНА – В связи с этим такой вопрос возникает. А кто-то вообще проверяет уровень качества подготовки, сейчас можно, допустим, купить диплом врача в подземном переходе. Но лечить с этим дипломом нельзя.
М. ТОЛБОЕВ - Все можно купить.
О. ПАШИНА – Может ли летчик купить сертификат и полетать?
М. ТОЛБОЕВ - Нельзя сказать, что стопроцентно, я, если критически говорю, это не значит, что там все покупают, друг друга учат и неизвестно как летают и что делают. Я это говорил, что нет контроля, конечно, они учатся где-то, где-то они вторыми ходят, где-то командиры учатся чему-то. На уровне тренажеров. Или друг с другом летают. В чем-то и проблема. Они хорошо взлетают и садятся. Я могу только аплодировать летчикам всех авиакомпаний российских, они умеют это делать. Но стоит на борту возникнуть внештатной ситуации, у них наступает паралич.
О. ПАШИНА – А что надо делать?
М. ТОЛБОЕВ - Вот их надо учить всем тем ситуациям, которые могут быть на борту. Я спрашивал у одного экипажа: вот что вы будете делать, если сейчас у вас на взлете откажет один двигатель. Он говорит: ну что, буду прекращать взлет. Хорошо, ты вышел за скорость, на которой можно прекратить взлет. Надо продолжать взлет. Что будешь делать? – Ну, буду пытаться взлететь. У тебя же в руках максимал, выведи режим, максимальный режим двигателя. Нет. По инструкции нельзя. Погибнуть можно. А вот принять чрезвычайные меры нельзя.
О. ПАШИНА – То есть вы считаете, что всех летчиков надо учить как летчиков-испытателей.
М. ТОЛБОЕВ - Не как летчиков-испытателей. А их надо учить тому, что отработана методика летчиком-испытателем. Вот самолет, хорошо, они огибали грозовую деятельность. Категорически запрещено всеми нормативными летными документами приближаться к грозовой деятельности. Есть наземный контроль, радиолокационные службы, которые ведут, сопровождают каждый рейс. Есть беспрерывно информации метео. Выйди на канал авиаметео, там без конца тебе дают информацию.
О. ПАШИНА – А в связи с этим тоже проскользнула информация, но потом она как-то замылилась. О том, что для самолетов установлены некие коммерческие правила, они не должны отклоняться от своего маршрута. Если они это делают, они платят штраф. И возможно под угрозой этого штрафа экипаж принял решение лучше лететь в грозу, но не платить штраф.
М. ТОЛБОЕВ - Я не могу это сказать. Существует летная единая документация. Мы работаем в рамках международной организации ИКАО. Штрафных санкций не бывает. Пилоту предоставляется слово с докладом на землю. Огибать, уйти с трасы влево, вправо, вверх, вниз. Ему разрешается. Если он не наносит опасности другим воздушным судам, которые находятся рядом. Для этого есть земля, которая контролирует и дает добро. Никаких санкций нет.
О. ПАШИНА – То есть, здесь нет противоречия между безопасностью и экономической выгодой.
М. ТОЛБОЕВ - Другое дело, если он садится на запасной аэродром. Тут есть, конечно, урон, ущерб для компании. Это понятно, что надо пассажиров снять, оплатить трап, заправка. Есть тут в некоторой степени. Но когда речь идет о безопасности обеспечения рейса, борта, то никаких санкций не предусмотрено. Ни в одной стране мира.
О. ПАШИНА – Еще по поводу технического обслуживания самолетов. Насколько я знаю, я слежу за этой темой, плачевно обстоит дело в этой сфере.
М. ТОЛБОЕВ - Конечно.
О. ПАШИНА – Что с этим делом?
М. ТОЛБОЕВ – Кстати, я не знаю, кто их контролирует. Уже первые появились факты, что ставится совсем другое оборудование на самолет, снятое со старых самолетов.
О. ПАШИНА – Старые запчасти, которые выдаются за новые.
М. ТОЛБОЕВ - Вы извините, каждый самолет идентифицирован. Он не имеет права никак на другие части. Он может обслуживаться только на тех авиазаводах, есть регламентные работы. Или на тех ремонтных предприятиях, которые находятся под ведомством государства. Я не знаю, кто их контролирует, тоже не знаю.
О. ПАШИНА – В связи с этим, какой бы ни был прекрасный летчик, если самолет уже разваливается, простите в воздухе…
М. ТОЛБОЕВ - Я могу вам сказать, еще не было случая, чтобы самолеты Туполева или Ильюшина или другие наши конструкторские бюро по техническим причинам были катастрофы. Да, были аварии, поломки, не выпуск шасси, но чтобы приводило к катастрофе, такого еще не было. Все по вине личного состава. Или это наземный состав диспетчерский или летный экипаж в воздухе или технический состав, обслуживающий самолет. И так далее. Но никак, чтобы самолет сломался и упал, такого не было. И не может такого быть. Я же вам говорю, мы создаем самолеты с ресурсом 50 лет безаварийной беспрерывной работы. Это требование мобилизационное в случае войны.
К. ТУРКОВА – То есть вы считаете, что и в этот раз человеческий фактор?
М. ТОЛБОЕВ - Огромный ресурс.
О. ПАШИНА – Потому что у меня сложилось впечатление, мы знаем, что этот конкретный самолет ТУ-154 он сначала летал в Китай, потом вернулся в Россию. У меня сложилось впечатление, что его вернули на утилизацию, а наши решили еще немножко полетать.
М. ТОЛБОЕВ - Ну конечно. Опять речь идет о контроле. Он был в Китае. Кто его знает, кто его как эксплуатировал. Мы знаем китайские изделия. Один раз одел, второй раз порвал. А тут что, как, мы не знаем. Кто их контролирует от имени государства там.
О. ПАШИНА – Мне удалось найти в Интернете любопытную статистику, точнее слушатель нам прислал наводку и мы нашли. Рейтинг надежности самолетов. Что касается ТУ-154, то такой коэффициент составляет 2,2. Этот коэффициент учитывает, сколько было построено самолетов и сколько погибло при авариях, сколько было жертв. У Боинга – 0,7, и у самолетов Airbus – 0,18. То есть сухая статистика.
М. ТОЛБОЕВ - Ну понятно, так и есть. Статистика она ведется всегда. Количество налетанных часов на количество катастроф, аварий. Дело в том, что Боинги летают очень много. Наши самолеты летают мало. Вообще самолет создан для того, чтобы он с утра до вечера летал.
О. ПАШИНА – То есть у нас коэффициент был бы еще выше.
М. ТОЛБОЕВ - Да. Но наши самолеты используются не так часто, как другие самолеты западные. Тут целые причины. Наземный сервис, неповоротливость нашего механизма и так далее. Факт есть факт. Мы же не можем оспаривать статистику.