Истории мыса Тык

ЭХ, ЖИЗНЬ КОМЕНДАНТСКАЯ
Александр Шипицын
1. Порядок в оркестре

Вдруг, ни с того, ни с сего, умер от пьянства дирижер гарнизонного оркестра. Категория военного дирижера дивизионного духового оркестра, как известно майорская. Бедный Петр Васильевич, в звании капитана весь извелся в поисках подходящей для него должности, что бы майора получить. А тут как раз и вакансия. Что там дирижировать. Он видел оркестр и без дирижера играть мог. А руками помахать изредка, это можно.
Пошел наш Петр Васильевич к командиру дивизии попроситься на должность дирижера. Генерал очень удивился странной просьбе и спросил:
- Так ты Петр Васильевич, в музыке соображаешь?
- В музыке, товарищ генерал-майор, я не соображаю, но порядок в оркестре наведу.
Генерал посмеялся, но в памяти себе отложил, что Петриков способен навести порядок где угодно. А когда вскоре, старый комендант на пенсию ушел, он Петрикова комендантом гарнизона назначил. О чем его жена подругам рассказывала:
- Как я узнала, что моего комендантом назначили и майора дадут, так я в обморок от радости чуть не грохнулась.


.2. Ремонт отопления

Намерзлись прошлой зимой. Везде более-менее тепло, а у коменданта в квартире батареи еле теплые. Посоветовали ему, надо летом систему промыть и батареи поменять. Отправил он жену в отпуск и занялся этим вопросом.
Во-первых, приказал патрулям солдат, военных строителей наловить. Затем каждому отловленному по десять суток от себя дал. За нарушение формы одежды. И пригрозил, что до дембеля их гноить будет. Потом поодиночке к себе вызвал и сказал, что тут же отпустит, как бы за примерное поведение, если ему притащат: три батареи по 15 радиаторов и одну на двадцать пять и труб, соответственно.
Во-вторых, особо приближенному начальнику патруля задачу поставил, Хлоп-Мотора пьяным поймать и в камеру временно задержанных посадить. Хлоп-Мотор, бывший офицер. Спился напрочь. Никуда не уехал и пристроился сантехником. Несмотря на его безобразный вид руки у него были золотые. Раз в месяц Хлоп-Мотор ходил в баню, надевал старый синий китель без погон и шел в бильярдную при Доме Офицеров. Там сильными и точными ударами он с одного кия делал партию. Потом полчаса, молча, наблюдал за игроками, шел в свою каморку, надевал свое тряпье и напивался особенно сильно. Без Хлоп-Мотора ремонт системы отопления – напрасная трата времени.
Хлоп-Мотор весь ремонт находился рядом с солдатами. Только один раз на час уходил. Новые батареи, украденные чехами* со склада, тщательно надраили металлическими щетками и покрасили корабельной краской, прочной и блестящей.
Ремонт дал поразительный результат. На кухне и в двух маленьких комнатах батареи были горячими. Но в зале, были по-прежнему ледяными. И соседи сверху и снизу на ту же беду жаловались. И воздух травили, и батареи промывали, и гаечным ключом стучали – никакого толка. Отловленный, он по своей воле к коменданту ни ногой, Хлоп-Мотор быстро нашел причину. Вместо трубы, питающей горячей водой батареи, был вварен и закрашен лом соответствующей длины и диаметра. Солдат найти не удалось. Ушли на дембель. Вываривание лома и установка трубы свели насмарку ремонт в большой комнате. А свежепосаженным на губу чехам комендант автоматически добавил по двое суток.
* Чехи – солдаты, военные строители. Назывались так в морских гарнизонах за зеленый цвет формы одежды.

3. Кучная картошка

До появления в гарнизоне зябров* никто и не знал, что бруснику заготавливать и есть можно. И покрывала осенью брусника красным бисерным ковром кюветы и дворы городка. А уж о том, что картошку на этих землях растить можно и собирать приличный урожай никто и слыхом не слыхивал. Картошка вырастала с розовой кожурой и очень вкусная. Военторг же, завозил картошку невкусную и гадкую. Она быстро гнила, и больше половины приходилось выбрасывать.
Естественно и семья Петрикова своей картошки возжаждала. Наловленные патрулями солдаты и матросы, раскорчевали делянку и вскопали огород. Конечно самый большой. А что? Не самим же горбатиться приходилось. В середине июня, когда весенний призыв готовился на дембель, семья Петриковых готовилась к севу картошки.
В ближайшей деревне купили два мешка отборной картошки на посадку. Патрули пригнали человек шесть солдат и матросов, дембелей, которых лично Петр Васильевич пообещал немедленно демобилизовать, если они сегодня с посадкой управятся.
- Вот картошка, вот лопаты, вот огород. Что бы к обеду всю посадили. Посадите, завтра дембель. Не посадите, вас посажу и до июля никакого дембеля. Ясно?
Задержанным было все ясно и задолго до обеда все было готово. Они снесли пустые мешки и лопаты в комендатуру и побежали собираться домой.
Настала пора проклевываться росткам. На соседних участках робкие ростки картофеля показались из-под земли, но как-то реденько. У Петра Васильевича мощные ростки обогнали соседей. И росли они очень кучно, но… только в центре участка.
Через неделю все стало ясно. Все ростки сосредоточились в центре огорода. Именно там, где оба мешка картошки закопали ленивые дембеля. Пересаживать было поздно, и семья Петриковых всю зиму, по-прежнему, покупала картошку в военторге. Или приходилось Петру Васильевичу возить ее на своем «Зюзике» с продскладов. В обмен на рабочую силу, поставляемую с гауптвахты. А уж, какую картошку закупает военное ведомство, я думаю, все знают.
* Зябры – летчики и техники, переведенные на ТОФ из гарнизона Зябровка, Белоруссия.

4. Ящик гвоздей

Организовали комендантские прапорщики при комендатуре производство деревянных, на полозьях, гаражей. Оббитых железным листом, для перевозки личных автомобилей железной дорогой на запад. Этакий подпольный кооператив. Конечно с личного благословения и при участии коменданта. Участие выражалось в выделении солдат и матросов, имевших глупость и неосторожность попасться патрулю, для работ в подпольном кооперативе. Иногда он, с помощью этих же солдат, работал в должности начальника снабжения пресловутого кооператива.
Как-то начальник военторга, попросил, не безвозмездно, конечно, ящик гвоздей, сотки. А Петр Васильевич своими глазами видел, как на склад отряда военных строителей завезли грузовик гвоздей. Он тут же дал команду патрулю, что возле столовой стоял, поймать ему «чеха». Через полчаса расхристанный солдатик стоял у него в кабинете. Перед солдатом был очень простой выбор: или 10 суток одиночки или ящик гвоздей, сотки. Солдат оказался сообразительный и живо смекнул, что 10 суток это только для начала. А за гвозди платить не надо. В повседневной суете вокруг склада, стянуть ящик гвоздей – плевое дело.
Через час ящик был доставлен, и Петр Васильевич приказал солдату отнести ящик к нему домой, где солдат и передал его комендантской жене. Солдата отпустили, посоветовав привести форму одежды в порядок. Но он, посчитав, что теперь находится на должности личного друга коменданта, совету не внял.
А еще через час к коменданту зашел прапорщик Парфенов, главный инженер подпольного кооператива, начальник ВАИ гарнизона и правая рука коменданта. Работы по постройке гаражей находились под угрозой остановки, что могло отрицательно сказаться на прибыльности предприятия. Причина: заканчиваются гвозди, сотка.
Петр Васильевич уже пообещал ящик, что стоит дома начальнику военторга, поэтому позвонил дежурному по караулам и потребовал немедленно поймать еще одного «чеха». Отпущенный на свободу солдатик, считая себя другом коменданта, нагло прогуливался в неположенном месте. Будучи задержан патрулем, он посулил им массу неприятностей, за что получил кулаком под ребра и решил с местью повременить.
Петру Васильевичу некогда было разбираться кто прав, кто виноват. Да и солдаты в последнее время для него все на одно лицо были. Поэтому, выложив перед ним открывающиеся перспективы, сел в Уазик и укатил.
Склад уже был закрыт. Возможность переночевать в камере задержанных под охраной мстительного патруля, который слышал, как солдат на него жаловался, радужной не казалось. И он нашел выход. Солдат отправился к жене коменданта и сказал, что тот прислал его за гвоздями. Получив ящик, он отнес его в кабинет к Петрикову. Тот уже вернулся и приказал солдата отпустить. Фамилию хитреца записать, конечно, забыли. Отдали военный билет и отпустили. Даже пинка напоследок не выдали.
Гвозди пошли по назначению, а вечером комендант хлопал глазами перед начальником военторга. Тот разозлился и сказал, что дубленку дочь коменданта не увидит. И вообще, он подумает, стоит ли иметь с Петриковым дело.
И жена пилила бедного Петр Васильевича, что он не позвонил и не сказал, кому гвозди отдавать, а кому нет. Неделю патрули ошивались вокруг отряда военных строителей. Но находчивый солдат всю эту неделю пролежал в лазарете.

5. Финская ванна

С солдатами и матросами у коменданта постоянная война была. Жестокая и непримиримая.
Приходят как-то в рабочее время к Петрикову домой шесть солдат под командой сержанта.
- Нас, - говорят, - товарищ майор прислал. Что бы старую ванну забрать и новую поставить. Пустите, мы старую ванну демонтируем.
- Да какая же она старая? Еще и двух недель не стоит. Тоже мне, старая! Не дам ванную комнату курочить. Только ремонт сделали.
- К нам финские ванны привезли. Голубые. Две штуки. Одну генералу, одну вам.
- А! Это другое дело. Сейчас позвоню ему.
Она берет трубку и пытается позвонить. В телефоне тишина. Зуммера нет, да и быть не может, солдатики перед квартирой телефонный провод перекусили.
- Что-то связи нет. Ладно, вы на лестнице подождите, я в соседний дом схожу, позвоню.
- Там линейщики по улице бегали. Наверное, телефонную связь во всем гарнизоне отключили. Наш командир сказал: если Петриковы откажутся, им ванную недавно меняли, так вы к начальнику штаба дивизии идите, ему поставите финскую ванну.
- Ладно. Снимайте старую. Но что бы через час у меня финская ванна стояла. Мне стирать надо. И осторожнее! Кафель!!
- Да мы в полчаса управимся.
Надо ли говорить, что сняли они ванну с максимальным ущербом для ремонта и унесли они ее навеки. Да так зарыли, что и с собакой не найти. Специально, прохвосты момент подбирали – когда ни одной ванны на складе не было. Даже жестяного корыта, не то, что финской ванны. Так что больше месяца Петр Васильевич с женой в баню ходили. А что делать, не ходить же грязными?

6. Тобик

Завелся при комендатуре щенок. То ли сам пришел, то ли патрульные матросы подобрали, но прижился он. После обеда у губарей* всегда, что-то оставалось. А может, это губарям после Тобика оставалось? Но кушал он хорошо и коменданту нравился. Петр Васильевич с ним даже играть соизволил.
Но отметили одну особенность у собачки. Чем больше Тобик становился, тем больше офицеров ненавидел, а особенно невзлюбил он коменданта, который, как уже говорилось, к нему благоволил. Как-то Петр Васильевич принес для Тобика беляш. Тобик беляш съел, а когда Петриков его погладить попытался, тот его за палец цапнул. Причем до крови. Очень это коменданта огорчило. Тем более что было непонятно, за что такая неблагодарность?
Он поручил прапорщику Парфенову, начальнику ВАИ, выяснить. Но у того отношения с Тобиком еще изначально не заладились. Ничего он не узнал. И только Гришаня, тоже прапорщик, который машины классно чинил, разобрался, в чем дело.
Когда Тобик подрос, матросы, что в патрули ходили, его особой дрессуре подвергли. Почти каждый день они ему шитым крабом** в нос тыкали, пока он визжать и лаять не начинал. Тогда краб прятали и угощали. Потом краб опять появлялся, и бедный Тобик по носу им получал. Вот он всех крабоносцев возненавидел, а особенно с шитыми крабами. У нас в комендатуре только Петриков такой носил. Генерал в комендатуре и вовсе никогда не появлялся.
* Губари – (воен. сленг) арестованные на гауптвахте.
** Краб – кокарда на морской офицерской фуражке. Особый шик – шитый краб.

7. Царапины на «Зюзике»

Пакостили солдаты и матросы коменданту везде, где и чем только могли. Для приобретения навыков вождения, перед переводом на запад, купил он себе красный «Запорожец». Уже не горбатый, но еще с «ушами». Какой бы он «Зюзик» не был, а новая вещь, есть новая вещь. Сияет полировкой и глаз радует. Комендант его в гараже при комендатуре хранил. Что бы солдаты и матросы до его сияющих боков не добрались, он его на ночь в комендантский гараж запирал, а ключи с собой уносил. Думал, так целее будет. Ага, щас!
Утром приходит Петр Васильевич и к «Зюзику» своему спешит. Слышим рев бизона, раненого в центральную нервную систему, на заднем дворе, где гараж находился. Все прапора, естественно, туда. Рев еще сильнее. Отдельные слова долетают:
- Всех поубиваю… ать…ать…бля! На хаптвахте схною! Хари …ать…ать…бля, сворочу!!
Что случилось? Гришаня оттуда прибежал, рассказывает.
- На капоте, - говорит, - маленькое слово из трех больших букв выцарапали.
- Да как смогли? Гараж заперт, ключи только у Петрикова.
- Как, как?! Просунули длинную палочку с гвоздем на конце в щель. Ею и нацарапали.
Хорошо Гришаня состав мастики какой-то знал. Затер буквы. Если прямо смотреть – ничего не видно. А вот против солнца, кое-что проглядывало. Но Петриков свой «Зюзик» в пасмурный день продал, и покупатель ничего не увидел. Дефицит на машины такой был, что если бы там, до самого металла весь словарь русского мата процарапан был, то и тогда его купили бы.

8. Читайте устав

Заступил я начальником караула номер один. Это как бы ночной начальник тюрьмы. Это караул, который гауптвахту стережет. Тут ко мне один из комендантских прихлебеев заходит. Помощник коменданта, уж не помню по каким вопросам, прапорщик.
- Товарищ лейтенант, тама комендант приказал, что бы завтра из одиночек двух солдат-чехов, в Совгавань отправили. За ними раненько машина придет, так вы их выпустите. Ага?
- Как это – выпустите? Им еще по 10 суток сидеть. И вообще, те, что в одиночках сидят, к работам не привлекаются. На это я могу еще глаза закрыть, пусть работают. Но под честное слово я их не отпущу. Только по письменному распоряжению коменданта. Где письменное распоряжение?
- Ага! Значит так?
- Значит так!
Через пять минут он возвращается и с видом подручного палача извещает:
- Вас тама комендант к себе вызывает. Ага?
- Ага!
Захожу в кабинет к Петрикову.
Доложил, как положено. Он с места в карьер. Варежку разинул и давай орать:
- Да ты мне эти сутки с потрохами подчиняешься! Да я тебя в порошок…. Ты у меня на хаптвахте насидишься. Ишь, грамотей, инструкцию хорошо знаешь? Ну-ка доложи мне обязанности начальника караула – и сам открывает инструкцию, что бы пальцем по строчкам возить, меня контролировать.
Тут я мысленно комбату нашему, училищному, благодарность вознес. Он когда на нас орал, вороны с деревьев дохлыми падали, не то, что этот жирный майор. Его крик как лягушиное кваканье, по сравнению с львиным рыком комбата нашего. Я спокойно майора выслушал, а когда он устал и закашлялся, ответил:
- Ничего я вам докладывать не буду. Был развод караула, и там проверяются знания суточного наряда. Да, не положено одиночек на работы направлять. Но на это я глаза закрою. Если письменное распоряжение дадите. А ну как сбегут, что я тогда прокурору рассказывать стану? Что вы меня попросили? Ну, уж нет!
Тут я полез в кобуру за пистолетом. Комендант стал маленьким и побледнел. Начальнику караула, в отличие от патрулей и патроны выдают. Я вынул обойму, передернул раму, щелкнул курком и положил пистолет на стол.
- Вот, пожалуйста, можете меня снять с наряда. Но причину я обязательно в рапорте укажу.
Петр Васильевич, аккуратненько, пальчиком, отодвинул в мою сторону пистолет:
- Так! Иди, неси службу. Мы еще посмотрим, как ты караул нести будешь.
Я забрал пистолет. Когда вставил обойму, он еще раз пугливо покосился на пистолет и перевел дыхание, только когда я вложил пистолет в кобуру. Когда я выходил он кинул на меня взгляд, в котором можно было усмотреть, что-то похожее на уважение.


9. Опоздание в патруль

Часы, что ли подвели, или личная халатность, но бегу я в патруль заступать и вижу, что опаздываю. Причем прилично, минут на десять. И это после стычки с комендантом по поводу губарей!? Хана мне! Из ворот комендатуры проинструктированные патрули с развода идут. На меня как на обитателя камеры смертников смотрят. Это же надо так опростоволоситься.
В голове сцены проскакивают:
- Мы ему доверили самое дорогое, воинский порядок в гарнизоне блюсти, правила ношения формы одежды соблюдать. Чтобы строя были как строя. – Это комендант, - Чтобы никакая скотина по гарнизону не шастала. А он еще меня учить вздумал как арестованных распределять…Да я тебя с потрохами…на хаптвахте…
- Мы доверили ему самое дорогое – честь коллектива! – это командир эскадрильи.
- До каких пор мы будем на него личное время тратить?! – визжит секретарь парткома.
- И как его до сих пор земля носит? Надо бы его все-таки каленым железом и поганой метлой, - предложение командира полка.
Весь преисполненный сознания своей вины залетаю в комнату дежурного по караулам.
- Иди к Петрикову. Он тебя ждет.
Иду по коридору и слышу, как комендант орет по телефону на дежурного по нашему полку:
- Не нужны мне такие офицеры в комендатуре. Щас пистолет принесут, а я его в камору. Да, в камору, посажу. А вы записку об аресте передайте….Да, на трое суток!
Ничего себе попал! Сходил в наряд называется. Но дисциплина есть дисциплина. Открываю дверь и вхожу. Даже если навстречу пулеметной очереди. Начинаю доклад:
- Товарищ майор, лейтенант…
И совсем уже неожиданное:
- А, это ты! – это мне, и в трубку, - Нет, не надо. Ничего не надо. Уже пришел. Будет службу нести. И докладывать не надо. И за пистолетом…нет, не надо. Я же сказал не надо…записки об аресте, тоже не надо. Да, да, будет!
Бросил трубку и ко мне поворачивается.
- Что ж ты опаздываешь? Будешь резервным патрулем при комендатуре.
Ничего не понимаю. После той стычки насчет одиночек я ожидал измельчения не то, что в порошок, в пудру. А тут, в такие морозы, резерв при комендатуре – это же праздник какой-то! Это как награда. Меня ж только что расстреливать собирались, или на губу на трое суток. И такой поворот! Вот пруха! Это что за опоздание, что ли, теперь так наказывают?
Когда дежурный по караулам ушел на ужин, и я остался за него, в дежурку медленно и торжественно вплыл Петр Васильевич.
- Товарищ майор… - подскочил я.
- Сиди, сиди, - отечески прервал мой служебный порыв комендант, - Ну, как служба? Хи-хи! А?
- Все в порядке, - опять подскочил я, теряясь в догадках относительно этого смущенного «хи-хи».
- Да, нет. Я …так. Как вообще жизнь? Как служба? Не обижает кто?
У меня чуть глаза на лоб не полезли. Это чудище, гроза лейтенантов… и вдруг! Ну, прямо отец родной. Дядюшка из Парижа. Что случилось?
- Все холостякуешь? Зашел бы к нам в гости. Хи-хи. …Вечерком, как-нибудь…. А? Друг твой, вон к генеральской дочке клинья бьет. Пора бы и тебе… Вот.
До меня стало доходить. У него же две дочки на выданье. Вот гад! Все вопросы своей жизни в комендатуре решает. Видно комендантше про мой демарш, когда я начальником караула был, рассказал. А она нас, холостяков, всех наперечет знает.

10. Бешенный майор

Не секрет, что летчики, особенно молодые, любят пофорсить своей принадлежностью к летной касте. Лучше всего это видно, когда поверх мундира, надевается кожаная куртка, или меховая. Тогда не видно, что ты лейтенант и выглядишь воздушным волком. Девушки – косяками идут. И вот, именно такой способ ношения формы был самым запретным в гарнизонах морской авиации. Причем не только в рабочие дни, а и в воскресные. Не было прегрешения перед уставом, читай комендантом, страшнее, чем смешивание форм одежды.
Идет, это, Петриков мимо штаба дивизии, а на крылечке стоит молодой летчик из ВВС, судя по зеленым с голубым кантом брюкам, в кожаной куртке. Да еще и курит! Крыльцо штаба дивизии не оборудовано под место для курения. От такой наглости комендант чуть голос не потерял. Но не потерял. Ох, и задал он этому летчику:
- Эй, ты! – сказал комендант. – Ты чего тут куришь? Почему форму одежды нарушаешь? На хаптвахту захотел? Так я тебя, м…дака, живо туда отправлю.
Зеленый* офицер обескуражено уставился на Петрикова. Потом собрался с мыслями и чувствами и пригласил Петра Васильевича подняться в кабинет командира дивизии. Там Петрикова ждал сюрприз, под кожанкой скрывались полковничьи погоны, члена военного совета, начальника политотдела воздушной армии, расположенной в Хабаровске. Начальник политотдела только вступил в должность и решил проехаться по дальнему востоку, что бы ознакомиться с соседями.
Вместе с Петриковым он зашел, без стука в кабинет к генералу.
- Товарищ генерал, что это у вас за бешеный майор? Я слышал, что в морской авиации служат суровые люди. Но настолько….и не предполагал.
Узнав в каких выражениях Петриков полковника регулировал, генерал, не будучи особенно сентиментальным, не обратил внимание на: «Так я же за чистоту формы…» и влындил, что называется на всю катушку – 15 суток с содержанием на гауптвахте.
И пришлось бедному Петру Васильевичу бежать на поезд и ехать во Владивосток, так как только там была ближайшая «хаптвахта» для старших офицеров. И отсидел он все 15 суток как миленький. И занимался, это с его то пузом, строевой подготовкой, на скудных арестантских харчах, так что приехал назад стройный как кипарис и злой как голодный доберман. Вы думаете, он, прочувствовавший на своей шкуре жизнь арестантскую, стал снисходительнее к своим губарям? Нисколько. Им еще хуже стало, так как Петр Васильевич много нововведений из Владивостока привез и все их скрупулезно внедрил.
*Зеленый – офицер ВВС, называется по цвету формы в отличие от «черных» - моряков

11. Петр Васильевич в столице

Приехал Петр Васильевич Петриков, комендант нашего гарнизона, в Москву, вопросы перевода провентилировать. Идет, ничего вокруг не замечает. Все в голове варианты прокручивает. В кадрах ребятам по хвосту, инспектору - направленцу - два хвоста и литровую банку икры. Начальнику отдела копченного шершавого* и две банки икры. Хватит, наверное. Молодец Пенкин (помощник коменданта, классный рыбак) хорошо снабдил. Надо ему по приезду отгул и бутылку спирта дать. А может, ему, дураку, и отгула хватит?
Идет Петр Васильевич мечтает, хорошо бы в Николаев перевестись. А что, «Жига», четверка, есть. Трехкомнатную квартиру обещали. Если надуют, бочонок горбушки дам и квартирку трехкомнатную в новом доме получу. Может дать Пенкину бутылку? Горбушу все-таки он наловил и засолил. Старшенькая дочечка уже замужем, надо о квартирке для нее похлопотать. Вот еще бочонок понадобится. А младшую, в кораблестроительный, на финансово-экономический факультет пристроить. Нечего девчонке по верфи лазать. И в конторах мужики водятся . Это еще бочонок. Дам, все же, Пенкину две бутылки. Вот ведь какой молодец! Сколько рыбы наловил, да насолил.
Спустился Петр Васильевич в метро. Ему на Лермонтовскую надо. Штаб Флота там. Едет себе Петр Васильевич и мысли приятные в голове перекатывает. Из вагона вышел, по эскалатору поднимается. Под ноги смотрит, не споткнуться бы при выходе. Тут кто-то окликает его:
- Петр Васильевич!
Он голову поднял. Озирается, кто его в Москве знать может? Тут из правого глаза сноп искр. Боль адская. Глаз ничего не видит. Пока схватился, да пока протер – никого, на кого подумать можно. Одни женщины и интеллигентные мужчины. Только в самом низу лестницы парень молодой вприпрыжку спускается. Может он, а может и не он. Догонишь, ан он и не он окажется. Да еще и в другой глаз закатает. Может это тот матрос, у которого он на пояснице стоял, когда тому «ласточку» заворачивали. Или тот, что 115 суток отсидел на губе. Уж такой строптивый, весь в чирьях, а все волком смотрит. Сколько он ему не добавлял, не смирился. С таким встреться в темном переулке – зубами загрызет. А Пенкину и отгула хватит. А может и отгул не давать? Еще возомнит о себе.
* шершавый (дальневосточн.) – восточносибирский осетр

12. Благодарность от генерала

Переводился наш генерал на запад. Обычно все пятитонный контейнер заказывают. Но у генералов все больше. Попросил наш у командующего авиации флотом два Ан-12-х. И им польза, налет опять же, и генералу тратиться на контейнеры не придется. Тем более добра накопилось, какой там пятитонный контейнер, в три морских двадцатифутовика не влезет.
Стали самолеты грузить. В первый мебель удосовскую*, румынскую загрузили. Не будет же новый комдив старой мебелью пользоваться. Ей уже скоро полгода будет. Ничего. Новую завезут. Да и как это вы себе мыслите, целый генерал и будет с семьей на газетах спать? Рояль как раз в Дом офицеров новый завезли. Им еще и старый хорош. А старшая дочка уже гаммы разучивать стала. Ей как раз рояль нужен будет, а то на даче под Николаевым пустовато как-то. Загрузили первый самолет по самое не могу. Отправили его.
Второй грузят. Две Волги, брус, доски, бочки с рыбой, бочонки с икрой (Пенкин постарался, наверное, на этот раз выдали ему бутылку со спиртом), бутыли с брусникой, она пять лет стоять может, ничего с ней не делается. А сироп из нее – класс! Грузят, грузят все, что жизнь западному человеку облегчить сможет. Все, полный самолет. Разве что еще табуретку впихнуть можно, а больше ничего. И тут генерал про лодку алюминиевую вспомнил, на которой в профилактории летчики катались. Лодку в ТЭЧи местные мастера склепали. Лодка получилась отличная, на восемь человек и два подвесных мотора «Вихрь».
Вспомнил генерал и послал за лодкой коменданта. Все уже думали, забыл. Ан нет. Генерал все помнить должен, на то он и генерал. Привезли эту знатную лодку. Моторы сразу в самолет запихали. А лодка никак в самолет не лезет. Петр Васильевич и на матросов кричал и «хаптвахтой» грозил. Не лезет лодка, хоть убейся. Игрушечная может быть, и вошла бы, а эта ну никак. Уже и генерал нервничает. На Петрикова покрикивать стал. Тот пуще суетится. На матросов орет, сам вспотел. Не лезет лодка и все. Генерал в сердцах Петрикова жирной свиньей обозвал. А толку никакого.
Видит генерал, не впихнуть невпихуемое. Еще бы один Ан-12 попросил, да командующий на отдыхе был. Неудобно как-то из-за лодки беспокоить. Вот если бы еще одну Волгу, да где ее взять? Встал генерал в позу щедрого дяди:
Дарю, - говорит, - лодку на нужды дивизии. А ты, Петриков, у меня еще попомнишь! Не мог про лодку вовремя вспомнить. Я тебя и из Николаева достану.
Сел генерал в этот же Ан-12 и улетел. А Петр Васильевич ему еще два года икру, рыбу и бруснику с клоповкой слал. Простил его генерал и про лодку забыл.
*УДОС – управление домами офицерских семей
 
Реклама
КУБИНКИ

Много позже Карибского кризиса летали Ту-95-е, на Кубу. Там у них, что-то наподобие базы было. Со своими техниками и наземным оборудованием. И аэродром был, три с половиной километров полоса. Стоянки на одном конце, а техническая база на другом.
Был с ними техник один, лейтенант, под два метра ростом, блондин и красавец. Просто Ильмаринен какой-то. Часто он ловил на себе взгляды кубинок, и молодых и постарше. И хотя режим «облико морале» ослаб, тем не менее, опасаясь болезней, а в тропиках их в несколько раз больше и они злее, на кубинок лейтенант не поглядывал.
Послал его начальник ТЭЧ отряда на другой конец аэродрома, за какими-то бумагами. Как назло ни одной машины. «Ничего, - думает, - за час и пешком управлюсь».
Чтобы не по солнцу идти, свернул с полосы и по тропинке мимо тростниковой плантации пошел. Безлюдно. Только в середине одной выработки заметил он девушку, что срезанным тростником манипулировала. Она его тоже заметила. Посмотрела внимательно на него и что-то по-испански громко крикнула. Он не понял, помахал ей рукой и дальше пошел. Через пару минут, слышит, кто-то его догоняет. Оборачивается, а за ним та девушка поспешает. Рукой машет. Думает техник, может, случилось что. Остановился. Она подбегает и ну, его обнимать и лопочет что-то, задыхаясь.
Дошло до него, что случилось и чего ей надо. Стал отталкивать ее от себя. Не тут-то было. Вцепилась в него, как детеныш в мамку и целоваться лезет.
- Э-эх! – думает, - была, не была!
Подтащил ее к кустам, оглянулся и, во славу пролетарского интернационализма, проявил себя в лучшем виде. Лежит она на спине, ножками дрыгает, от кайфа еле дышит, глаза закатывает. И он себе отдыху немного дал. Вспомнил про служебный долг и встает. А она опять в него вцепилась, не отпускает. Продолжения банкета ждет. Его это сластолюбие не устраивает и он вырывается. Брюки натягивает.
Тут ему на плечо рука опускается. Поворачивается, а там вторая кубинка стоит Улыбается и погладить пытается, там, пониже. «Вот это да! – думает наш офицер. – Вот это, влип!». И сам в сторону аэродрома пятится. Смотрит, тростник во многих местах шевелится. Присмотрелся, а там этих девах добрая дюжина. Прикинул лейтенант, что от него к вечеру останется, развернулся, да к аэродрому деру. Они за ним. Хорошо, что спортом занимался. Километра два они его как собаки оленя гнали. Насилу ушел. И больше от расположения части и на шаг не удалялся. Никогда.
 
БАРАБАН И ГИТАРА
Александр Шипицын
Три офицера Полуэктов, Матяш и Барабан по субботнему делу и после бани добряче приложились. Полуэктов, певец и гитарист, забежал в общагу, бросил все банное, подхватил гитару и побежал дружков догонять. Они сходили, без особого успеха впрочем, в женское общежитие. Там их не поняли и выставили на улицу. Они пошлялись по улицам гарнизона и, не имея понятия о том, который час прислонились к стене пятиэтажки. Как раз под балконом командира дивизии.
Генеральша, вначале с удовольствием слушала негромкие рулады, издаваемые Полуэктовым. Его баритон красиво сочетался с басовитым уханьем Матяша. Барабан музыкальными дарованиями не обладал и молча курил. Но потом все чаще в музыкальную тему стали вплетаться матерные слова. Установив этот факт, генеральша растолкала мужа.
Разбуженный генерал был настроен вполне миролюбиво.
- Эй, певцы! Ну-ка, валите отсюда на…подальше!
Раздосадованный таким отношением к его таланту и еще не спустившись с Парнаса, Полуэктов сам послал ночного слушателя. А вот этого генерал уже стерпеть не мог. Он позвонил коменданту и уже через пять минут, топот ног и наступившая тишина показали, кто в гарнизоне хозяин.
В понедельник, на утреннем докладе командир дивизии спросил коменданта:
- Ну что поймали этих певцов?
- Так точно, товарищ генерал-майор. Одного поймали. Пока не допрашивали, но если надо….
- Надо. Совсем уже обнаглели. Пришлите его ко мне. Сам допрошу, и мало ему не покажется. Моду себе взяли – по ночам орать под окном у начальника гарнизона. А вы, Петриков, – ткнул он пальцем в сторону коменданта, - с должности полетите, если еще раз нечто подобное повториться!
- Так! Это вы спать мне не даете по ночам? – спросил генерал понуро стоящего перед ним Полуэктова. Тот был штурманом отряда. На хорошем счету и планировался на повышение. Теперь, генерал решил твердо, об этом он может забыть. Он терпеть не мог пьяниц и дебоширов.
- Сколько вас было? Кто был еще?
- Трое нас было, товарищ генерал-майор.
-Кто?
- Э-ээ…ээ. Ну, я с гитарой и Матяш с Барабаном.
- Так. Это двое, а третий кто был?
- Так я же и говорю. Я с гитарой и Матяш с Барабаном.
- Это я понял. Ты на гитаре играл, Матяш на барабане ухал. А третий, третий кто был?
- Матяш не на барабане ухал. Это у него голос такой. Барабан вообще звуков не издавал.
- Хорошо, не издавал. Но с барабаном, кто стоял?
- Никто не стоял.
- Как никто? Я своими глазами видел: вас трое было.
- Ну да трое: я с гитарой и Матяш с Барабаном.
Полуэктов уже понял, что генерал думает, что Барабан это барабан, но, видя, как генерал прячет улыбку, продолжал в том же духе. Когда до генерала дошло, что барабан это Барабан, он рассмеялся.
- Иди, певец хренов. В самодеятельности петь надо, а не у меня под балконом.
Больше он Полуэктова в кабинете не держал.
 
БОЕВОЙ ЛИСТОК
Александр Шипицын
Подзывает меня замполит эскадрильи.
- Саня, пора и тебе уже Боевой листок выпустить. Все уже его выпускали, один ты сачкуешь.
- Дык же у меня руки поморожены. Я такой листок выпущу, что всем смотреть на него тошно будет.
- Ничего не тошно. Ты трафаретку возьми. И по трафаретику, по трафаретику…
- Так его же никто, никогда не читает.
- Как это не читают. Все читают. В общем, не выёживайся и выпусти Листок. Напиши, что завтра, мол, наша эскадрилья полеты летает. У кого какое задание.
- Это что плановую таблицу переписать?
- Пусть плановую. Нацель и вдохнови! Ты у нас парень сообразительный, не буду тебя учить как да что. Давай! Давай!
Делать нечего. Взял я у Петра трафаретку самолета, закрасил его голубым карандашом, нарисовал, где положено звездочки красным фломастером. Получилось – шик! Потом под офицерскую линейку текст шариковой ручкой написал. Долго старался. Со стороны очень даже ничего получилось. Взял три кнопки и листок к доске объявлений приколол.
На другой день, в перерыве между полетами пришел я в класс эскадрильи на произведение свое посмотреть. Висит мой листок, красуется. Целую неделю висел. Пришла пора новый листок вешать.
Я к замполиту.
- Товарищ майор. Пора новый боевой листок выпускать. А то мой уже неделю отвисел.
- А тебе понравилось их выпускать? Может, еще один выпустишь?
- Нет, уж! Увольте. А вы сами этот листок читали?
- Ну, читал, читал. А что?
- Ох, сдается мне, что вы его не читали. У вас бы другая реакция была. Вот пойдемте. Еще раз внимательно прочтите.
Что-то ему в моем голосе не понравилось. Пошел он к моему листку, я следом. Читает вслух:
- Товарищи авиаторы! Завтра в нашей эскадрилье состоятся полеты и хочу отметить, что эти Боевые листки….что-что? Эти Боевые листки никому на фиг не нужны. Их никто никогда не читает. Я уверен, что он провисит неделю и наш добрый замполит прочтет его только тогда, когда я специально приглашу его….
- И как вам мой штурманский расчет?
- Ты – негодяй! Быстро сними его и отдай мне. Или порви. Никто его не читал?
- Думаю, что никто, раз к вам не обратились.
- Ладно. Больше тебя просить не буду.
- А выпускать листки будете?
- Положено. Значит будем.
Вот и сейчас, наверное, в российской армии висят в подразделениях Боевые листки, или как они там называются, и в них написано, что никто их не читает и они и на фиг никому не нужны. Заместители командира по воспитательной работе, пройдитесь, прочтите эти листки. Я не я, если чего-то подобного не встретите.

---------- Добавлено в 13:50 ----------

А УБОРЩИЦЫ ПРОТИВ

Когда я в Монгохто служил, в военторге из спиртного только вина и коньяки продавались. То ли к культуре пития приучали, то ли начальник военторга с коньяка откат имел, только ни водки, ни пива никогда в гастрономе не было. Ничего командование с политотделом не добились, сами-то они втихаря спиртиком баловались. А офицеры, пока деньги были, коньяк глушили, потом на вино переходили, а потом и вовсе брагой и самогоном травились.
А как-то раз и коньяк исчез, и в военторге одна «Руланда» стояла. Румынское вино, кто не знает. В длинных красивых бутылках. Эти красивые бутылки в качестве оборотной тары, даже не рассматривались. Не принимали их пункты стеклотары. А закупили этой «Руланды», видать, не один вагон. Вот и повышали мы культуру пития, как могли. На этот период ни коньяк, ни отечественная «бормотель» на прилавок не выставлялись.
А гарнизон жил своей жизнью. Баня, рыбалка, шашлыки, дни рождения и просто посиделки.
Вот идем мы в понедельник на построение. Я уже женат был. Квартиру получил. Но на построение мимо общаг, их тогда две было, иду. Смотрю, что такое?! Вдоль тротуара в один ряд сотни бутылок из-под «Руланды» стоят. Прямо как частокол. И командир дивизии с начальником политотдела вдоль бутылок туда-сюда ходят. Удрученно эдак головами кивают. Вот, дескать, до чего допились!
После построения, вместо предварительной подготовки, почему-то в Дом Офицеров послали. Смотрим и второй полк там же. Зашли в большой зрительный зал. Начальник политотдела собрание офицеров гарнизона проводит.
- Это до чего же мы товарищи офицеры дошли!? Это как же мы людям в глаза смотреть будем!? Это же не дивизия, это сборище пьяниц! Вы посмотрите что делается! Уже женщины уборщицы это пьянство вынести не могут. Они же все бутылки, что за субботу и воскресенье выпиты были, перед штабом дивизии выставили. Это позор! Это неслыханно…..! Ну и так далее.
Долго он так нас поливал. И в хвост, и в гриву, и так, и сяк. И под конец к залу обратился:
- Ну, кто, кто мне скажет, когда это пьянство кончиться?
Вопрос он, конечно, задал риторический, что бы подчеркнуть весь позор положения, в котором мы очутились. Но тут кто-то в зале выкрикнул:
- Можно мне сказать?
- Да, - сказал начальник политотдела, надеясь, что массы его поддерживают.
Тут встал капитан Костренко:
- Товарищ полковник! А вы знаете, почему они эти бутылки выставили?
- Конечно, они их выставили, потому что уже не в состоянии выносить их. Потому…
- Да, вы правы. Чего им без толку таскать эти бутылки.
- Не понял.
- Я живу в общежитии, и слышал, как они поутру делили бутылки из-под «бормотели». Одна другой говорит: «Да, что тут делить, не пьют….сволочи!». Это про нас. А тут в гастрономе, кроме «Руланды», шаром покати. И бутылки из-под нее не принимают. А когда бутылки сдают, это им подспорье и, как вы видите, существенное. Нас в двух общагах живет около 300 человек. И если мы за три дня: пятница (вечер), суббота и воскресенье выпили аж 300 бутылок сухого импортного вина, а это по 200 грамм в день на человека, то нами, я думаю, гордиться можно. А если учесть, что они со вторника не убирали, то мы вообще почти трезвенники. Так что, не надо нас здесь...
- Тоже мне трезвенники выискались!
- Товарищ полковник. Позвольте напомнить высказывание одного высокопоставленного офицера, не будем пальцем указывать. «Если летчик не пьет, - сказал он, - то он либо больной, либо шпион, а такие - нам не нужны». Или указать пальцем на автора?
- Так! Ты Костренко, садись! Никто не говорит, что у нас сухой закон. Но в меру надо, в меру. И не умничать тут. Так что повнимательней там.
На этом собрание офицеров закончилось. А двух теток, что организовали, это шоу уволили. Но через неделю взяли на работу назад. Так как они слезно просили, а кроме них никто в офицерских общагах убирать не хотел.
 
ВОКРУГ НИКОГО
Александр Шипицын
Идет это, вечерком, по гарнизону полковник. Тишина, хорошо, вокруг никого. Смотрит старший лейтенант, старлей по-военному, тащится. Усталый, небритый. То ли с наряда, то ли с аэродрома. Еле ноги волочит. Никакого вида воинского не имеет. Да и годочками уже ближе к пенсии. Мало того, еще и полковника не приветствует!
А уж этого наш полковник и вовсе перенести не может.
- Товарищ старший лейтенант, - строго говорит он, - что ж вы старших по званию не приветствуете? Нехорошо. Как ваша фамилия будет? – И за авторучкой полез.
Тут старлей юлить начинает. Не хочет, видите ли, взыскание получить. У него этих взысканий и так - полна ж…па огурцов. Даром что ли до сих пор старлей.
- Да извините, товарищ полковник, - выкручивается, - я вас не заметил.
- Как это, не заметил?! – удивляется полковник – Вокруг никого, кроме нас с вами нет.
Тут и старлей приметил, что одни они с полковником на улице. Оглянулся он по сторонам:
- Точно, никого. Ну, так пошел ты, полковник нах…й! – и с тем дальше пошел.
А полковник, тоже огляделся. Свидетелей нет. Привлечь старлея невозможно. Возмутился про себя: «Вот ведь какие невоспитанные офицеры бывают!», да с тем и пошел себе дальше.
 
ХОРОШИЙ ФИЛЬМ
Александр Шипицын

Семидесятые, разгар войны между Израилем и арабами. Экипаж Ан-12 гуляет по Каиру. Ребята только что от нечего делать ходили в кинотеатр. Вышли и на все корки ругают непонравившийся фильм. Ругают по-русски. Никто их не понимает, поэтому они применяют весь спектр выражений и слов. А что стесняться? Никто же вокруг ни бельмеса.
Впереди идут две стройные черноволосые девушки одетые по-европейски. Вдруг одна поворачивается и на чистейшем русском говорит:
- Зря вы, парни, фильм хороший. Только вы ж арабского языка не знаете, поэтому он вам и не понравился.
Парням стало стыдно, девушки красивые и интеллигентные.
- А вы что, наши?
- Наши. В посольстве переводчицами работаем.
- А….
 
ХИМИЯ ВСЕ ЭТО
Александр Шипицын

Стас собирался поспать перед нарядом, когда в дверь постучала Зойка. Она повисла у него на шее и сразу впилась своими сочными губами в его губы. Стас присосался к ней и получил свою дозу сладкого яда.
«Как у них все ладненько скомпоновано!»,- удивлялся он, прижимая свои ладони к ее выпуклой, упругой попке, а ее бедра к своим. «Везде где у нее выпуклинка, у меня впуклинка и наоборот. А запах, обалдеть. Впрочем, все это химия. Отдохнул перед нарядом, называется!»
Зойка прижималась все теснее, и Стас тонул в ней. Она уже не была маленькой глупенькой Зойкой. Она была мудра и таинственна. Ее мудрость мужчине не постичь. Стас сопротивлялся, не давая себе утонуть в ее всеобъемлющей страсти. Он повторял себе, что это химия, всего лишь игра ферментов, но химия растворяющая, и наслаждение растворило его. Растворило без остатка и без осадка.
Они лежали на спине, и Зойкины пальчики гладили его грудь:
- А завтра все это кончится, - неожиданно сказала Зойка, - завтра меня заберут.
- Куда заберут? – уже задремывал Стасик.
- Как куда? В тюрьму и заберут.
- Брось ты это. Никто ведь не видел.
- Ага! Не видел. Бобов все видел.
- Бобов? Когда?
- Тогда. Он неожиданно вернулся и видел, что это я деньги взяла.
- Что ж он до сих пор молчал?
- Молчал потому, что ждал, когда его жена к теще поедет.
- Причем здесь теща?
- А притом. Он хочет, что бы я завтра к нему пришла. Когда он с наряда сменится. А если не приду, сдаст с потрохами.
- Так в чем дело? Сходи. – Нелегко дались ему эти слова. Казалось когтистая лапа, начиная от горла, выдирает все его внутренности.
- Стасик! Как ты так можешь! – заплакала Зойка. – Я ведь тебя люблю… я лучше в тюрьму …! Чем с ним…, никогда!
- Не реви! Сколько раз тебе повторять, нет никакой любви. Нету! Есть только ряд химических процессов, от которого все глупости.
Стас всегда считал, что настоящий мужчина обязан вытерпеть все, кроме слез его женщины, поэтому все в душе его заметалось, ища выход. Что может лейтенант, когда его женщина влипла по уши?
- Да-а! – когда ты с машиной …(хлюп)…и надо было выручать…! - Зойка рыдала уже навзрыд, - это не глупость? Я ж ради тебя …!
- Не реви! Сказал, не реви. Завтра что ни будь, придумаю.
- Что ты тут придумаешь? Котик ты мой! – Зойка уже почти оделась, высморкалась в крошечный платочек и теперь спасала остатки макияжа. – Тут, или к нему в постель, или в тюрьму.
Стас угрюмо сидел на диване. «Вот старый козел! И не угомониться же. Всех бухгалтериц в финчасти перетрахал. Теперь до Зойки добрался».
- Ты с кем в патруль идешь? Не с ним ли?
- С ним. Он начальник офицерского патруля, а мы с Ершом патрульными.
- Ты ж повнимательней там. Будто ничего не знаешь. Он-то знает, что мы с тобой…
Зойка пошмыгала своим малюсеньким носиком, обняла Стаса. Хотела опять зарыдать, но он не дал. Повернул к двери и сзади в шею поцеловал.
В оставшийся для отдыха час Стас так и не заснул. Если б его мысли на экране в кино показать, так ничего особенного. Разноцветные шарики, склеивались в цепочки, наглая морда Бобова, заплаканная Зойка. Чушь какая-то. На красном фоне.
Задумавшись, он чуть не опоздал. Быстро оделся и побежал к дежурному по части за пистолетом. Потом в комендатуру на развод. Бобов уже стоял у ворот и красноречиво стучал согнутым пальцем по циферблату своих часов. Что-то в выражении Стасового лица ему сильно не понравилось, и он потянулся к кобуре, стукающего под коленкой пистолета. Стас оказался проворней. Он уже вытащил свой пистолет из неудобной морской кобуры и схватился за рамку. А Бобов все еще возился.
Стас вытянул руку и нажал спусковой крючок. Пуля угодила в самый центр черной фигуры Бобова. Майор подпрыгнул и завалился на спину. Шапка его отлетела в сторону, на губах пузырилась розовая пена, но у него еще хватило сил поднять руку с пистолетом. Стас пальнул во второй раз, но было уже поздно. Он никогда не предполагал, что маленькая, величиной с горошину пуля может так сильно и больно ударить в грудь. Стас закашлялся и лежа на снегу, выплевывал большие сгустки алой крови.
«Все это химия» - успел подумать он – «Всего лишь химия…»
 
УКРАДЕННЫЕ ПРОЖЕКТОРЫ
Александр Шипицын


В маленькой комендатуре запасного аэродрома произошло ЧП. С некоторых автомобилей комендатуры были сняты и злодейски похищены ручные прожектора. Так как часовой ничего не видел и не слышал, было ясно – сперли их свои, что бы продать браконьерам, промышляющим в местных водах.
Капитан Марченко, начальник комендатуры, построил свое, воровитое воинство:
- Мне совершенно ясно, что прожекторы украл кто-то из вас и они на территории части. Вопрос только в том, где эти прохвосты их спрятали? - Капитан обвел взглядом постройки комендатуры. – Так, где же они? – задумчиво произнес он и пытливо посмотрел на понурившихся матросов. – Где же? Где же?...Где же?
- А! Понял, - хлопнул он себя по лбу. – Вы их спрятали под углем, в подвале кочегарки.
По рядам немногочисленного воинства пронесся стон. Только на прошлой неделе они ведрами занесли 150 тонн угля в подвал. До сих пор ноги дрожат от этой работы. Теперь, совершенно напрасно, придется вытаскивать из подвала уголь, а потом заносить его обратно.
- Итак, старшина, после завтрака, переодеться в робы, выдать лопаты, ведра и вперед. Вынести все до последнего кусочка. Если не найдутся, придется перекопать мусор за забором.
Перспектива рыться еще и в мусоре настолько усилила рвение матросов, что уже через двадцать минут они прибежали к капитану с радостными возгласами:
- Нашли, нашли! Тащщ капитан! Нашли!!! Точно, в угле их кто-то спрятал. Можно назад заносить?
- Нет, ни в коем случае. А вдруг там еще, что-то спрятано?
И до самого отбоя матросы выносили уголь наружу, а потом заносили его обратно. Урок был твердо усвоен. Больше в части ничего не пропадало.
 
ЦЕЛАЯ ВАННА СПИРТА
(Ужасы нашего гарнизона)
Александр Шипицын

Когда у нас в дивизии Ту-22М2 м М3 появились, первые полгода весь гарнизон упивался «шилом» или «шлемой». Еще бы, состав: 40% спирта, 59% воды и 1% глицерина. И неотработанная система списания и учета. Пьется, как Христос босыми ножками по душе прошел! Говорят, что Туполеву в свое время сказали: «Что ж вы делаете? Они ведь сопьются все», на что он в свойственной ему манере ответил: «А вот прикажу коньяком заправлять, и будете коньяком заправлять!». Многие поняли это как призыв: «К столу, ребята!». Дескать, у американцев летчикам специально раз в неделю попойки, для снятия стрессов устраивали, и они после этого до глубокой старости летали.
Не знаю как американские летчики, но наши техники широко этим способом пользовались. Хотя ни в каких стрессах замечены не были и даже толком не знали, что это слово значит. Но «шило» домой исправно таскали. Я сам несколько раз в распитии участвовал. Как пьется «шило», уже говорил. Глицерин смягчает и не сушит, как обычный спирт. Сознание, что это даром, на халяву, подстегивает и усиливает жажду до тех пор, пока не валишься на пол. Командование и политотдел спохватились. В общем-то, своевременно. Вакханалия прекратилась. Завели несколько уголовных дел. Понаехали работники прокуратуры. Но так как каждый раз их увозили в бесчувственном состоянии, эти дела тихонько прикрыли.
Иван Шаромоев как чувствовал, что такое счастье до бесконечности длится, не может. Каждый день, идя со стоянки, он прихватывал канистрочку литров на пять с благословенной влагой. Не имея даже сарая, ему приходилось хранить «шило» в квартире. Он заполнил все кастрюли, ведра, банки, бутыли и бутылки. Даже чайники и чашки были наполнены спиртоводной смесью. Хорошо жена была в отпуске, и никто не мешал полностью отдаться процессу накопления.
Но долго так продолжаться не могло. Нужна была посуда. Надо было заготавливать икру, бруснику и прочие ягоды. Иван обратил взор на ванну. Она была сравнительно новой и после основательной чистки и спиртового ополаскивания, вполне могла вместить литров 150-200 «шила». А мыться и в бане можно было. Все, что в доме содержало спирт, было опорожнено в ванную. Она заполнилась, чуть ли до половины.
Каждый день, доливая в нее, очередные пять литров Иван любовался хрустальной поверхностью и пьянел от запаха стоящего в ванной. Он представлял себе застолья, на которых он будет главным. Скоро, а он это чувствовал, лавочка прикроется, и опять побегут технари в гастроном. А тут на год хватит.
Иван был на стоянке. В хлопотах по добыче очередных пяти литров, он забыл, что сегодня приедет жена.
Жена, после дальней дороги решила помыться. Ванная была занята какой-то жидкостью. Наверное, Ваня к ее приезду запасся водой, так как воду летом иногда отключали. Открыла кран, вода есть. Тогда она…, тогда она выдернула пробку!
Бедный Ваня чуть с ума не сошел. Жена оправдывалась, что во всей квартире стоял спиртовой дух. Думала, что он без нее попил в свое удовольствие. А на следующий день начались процессы и уголовные дела. И лавочка закрылась.
 
ЭТО ТЕЛЕФОН
Дежурили мы на КДП. Группа по приему и выпуску одиночных самолетов на КДП. Дело в субботу было. То есть, делать совсем нечего было. Позвали еще одного бездельника – дежурного синоптика. Сидим, пулю пишем.
Тут дежурный по связи сообщает: Таран приехал.
Таран – заместитель командира дивизии полковник Тараненко. Отличался строгим нравом и придирчивостью. За любую мелочь мог задрать – мало не покажется. А тут на дежурстве развлечение себе устроили! Хорошо хоть не курили.
Пока он наверх поднялся, мы все следы преферанса убрали. Какую-то старую метеокарту на планшете разложили. Стоим вокруг и благочинно в метеообстановку вникаем. Тут и Таран поднимается. Команда «Товарищи офицеры!» Боря, командир наш, как положено, доложил, что все у нас, дескать, в порядке, заявок на прилет нет, на выпуск нет, средства в повседневной готовности.
Глянул Таран на карту. Синоптика отпустил. Тот карту с собой забрал, еще интересоваться погодой станет, а карта с прошлых полетов завалялась, и ушел. А Таран по вышке ходит. Издалека видно: ищет к чему бы придраться. А не к чему. На КДП полный порядок. Группа в полном составе, по форме, то есть в летное, одета. Тут шибко не придерешься. Не то, что когда в кителе. Там в любой звездочке кладезь нарушений.
Походил, походил и что-то нашел. Стал возле стола руководителя полетов, руку в царственном жесте простер и Борю вопрошает:
- Товарищ Натальин, что это такое?
Боря направление полковничьей руки продлил. Получается, что, вроде как, в телефон упирается. Но не может же заместитель командира дивизии не знать, что это телефон! Боря уточняет:
- Где, товарищ полковник?
А сам над телефоном нагнулся, вдруг не рассмотрел мелочь, какую.
- Вы-э мне тут дурака не корчите! Вот это, вот это что такое? Я вас спрашиваю!
- Это телефон, товарищ полковник. – Боря совершенно уверено отвечает.
- Вы-э, что из меня дурака корчите? Вот это, вот, вот это что такое?
Боря еще внимательнее пригляделся. Телефон как телефон, красного цвета, без цифрового диска, для связи руководителя полетов с оперативным дежурным дивизии.
- Товарищ полковник, я вас не понимаю.
- Почему пыль на телефоне я вас спрашиваю?
- Ах, пыль! Сейчас ее вытрут. Дежурный по связи, поднимитесь наверх!
- Теперь не надо! Раньше надо было за порядком следить! А не х…ней всякой заниматься. Вам ясно?
- Так точно!
- В следующий раз сниму с дежурства. Бездельники!
С этой угрозой и убыл. Мы ему фигу вслед показали, синоптика вызвали и продолжили в «метеообстановку» вникать.
 
Реклама
ТОЛЬКО НЕ ПОЙМАЙТЕ ЕЕ
Александр Шипицын.
29-е апреля. Идут предполетные указания на поиск подводной лодки коварно подкравшейся к Курильским островам как раз накануне Первого Мая. Лодка, скорее всего в Четвертом Курильском проливе пасется. Им там как медом намазано. Как праздник, какой так их туда черт несет.
Командир все нам рассказал. Начальник разведки тоже. Штурман все довел. Синоптик попугал штормом в Тихом океане, мешать будет. Замполит нацелил на качественное выполнение задачи в канун Международного праздника солидарности трудящихся во всем мире. Удача в нашем поиске им, трудящимся, вроде праздничного подарка будет. Нафиг он им нужен?!
Встает начальник штаба полка. Обычно он в таких случаях помалкивает, предоставляя другим нацелить и вдохновить экипажи. А тут гляди, и его прорвало. Наверное, тоже вдохновлять будет.
- Товарищи офицеры, все ранее сказанное правильно и подлежит неукоснительному исполнению. Но я хочу напомнить, что послезавтра праздник. Тут с отчетами и докладами во Владивосток, выше крыши, задолбят. Ответственные, матросы, праздничные мероприятия, спортивные соревнования…. А тут еще вы со своей лодкой свалитесь мне на голову. Сами знаете, сколько бумаг надо будет срочно подготовить. Христом Богом молю вас, только не поймайте ее!
Долго руководство полка свои челюсти с пола поднимало.
 
КАК СТАВЯТ НА ШТАТЫ​
Александр Шипицын
У нас в полку была своеобразная традиция, сближающая начальников и подчиненных. Заключалась она в том, что когда кого-то назначали на должность, или присваивали очередное воинское звание, его «ставили на штаты». Втыкали головой в снежный сугроб.
Этой процедуры не мог избежать никто. Ни матрос, которого назначали на должность командира отделения, ни заместитель командира полка, становящийся командиром полка. Происходило это так. Вновь назначенному заговаривали зубы, а сзади подкрадывались несколько будущих подчиненных. Внезапно его хватали, оттаскивали к ближайшему сугробу и там, втыкали головой в снег. После этого ему подчинялись беспрекословно.
Если назначение происходило летом, снежное утверждение в должности откладывалось до первого обильного снегопада. Первая очистка стоянок от глубокого снега сопровождалась массовой постановкой «на штаты». Самые сознательные, подняв руки, сдавались на милость «постановщиков». Долгое время избегающие постановки не пользовались уважением подчиненных. В конце концов, их, не обращая внимания на протесты, все равно втыкали в снег, но служба у них шла отнюдь, неблестяще.
Мне кажется, в этом обряде заложен глубокий смысл. Он показывает взаимозависимость начальников и подчиненных. Я уже писал в рассказе «Пятерка полку» как весь полк, до последнего матроса проникся ответственностью и напряг все свои силы, чтобы не подвести молодого командира, которого, не успел начальник штаба зачитать приказ о назначении на должность командира полка, подхватили и воткнули головой в снег. Этот командир пользовался любовью и уважением подчиненных. Он закончил службу в звании генерал-лейтенанта.
В американских фильмах часто обыгрывается эта тема. Как бы высоко над толпой тебя не возносило, следует помнить, где твои корни. В фильме «Спартак» главный герой достиг вершины уважения и почитания. Вечером, на отдыхе он решил пообщаться со своими воинами. Они предложили ему, якобы для демонстрации силы раздавить в ладонях яйцо. Яйцо он раздавил и содержимое плеснуло ему в лицо. По фильму все окружающие напряглись, наблюдая за реакцией вождя. Он быстро взял себя в руки и рассмеялся. Вслед за ним все присутствующие. Через это незначительное унижение, он укрепил и возвысил свой авторитет. Вот так действует и «постановка на штаты».
 
ГАЛЧОНОК-ГРЕНАДЕР

Была у нас в летной столовой официантка Галя. Хорошая девушка, спокойная и расторопная. И даже симпатичная, если не брать во внимание ее размеры. Росту у неё было – будь здоров, да и сложения крепкого. Звали ее все, как бы в пику ее росту, Галчонок. В те времена крупные девушки не в моде были и, может быть поэтому, была она холостячкой. Даже более-менее постоянного кавалера у нее не было.
Откуда она на Дальнем Востоке взялась – никто не знал. Правда злые языки утверждают, что на груди у нее татуировка была, надпись – «Не уверен – не раздевай!». А тогда сам факт татуировки, не то, что ныне, уже кое о чем говорил. И силы она, говорят, была необыкновенной, хотя никогда ее не проявляла.
Как-то вечером, в ее холостяцкую комнату забрели два хорошо поддатых прапорщика. Время было позднее, купить еще чего-нибудь они уже нигде не могли. Вот и забрели к одинокой девушке с целью добавить чуть-чуть. А Галчонок обрадовалась. Еще бы целых два мужичка расслабленных и без присмотра! Она тут же бутылочку на стол поставила и закуску из припасов летной столовой соорудила.
Выпили, поболтали, насколько язык позволял. Стала, Галчонок допытываться, кто с ней останется? Хоть гости поздние, и выпивши, были, что-то ни один из них готовности хозяйку ублажить не проявлял. Квартира у нее была в деревянном доме и удобства на улице располагались. Стали друзья уверять ее, что на секунду до ветра выйдут. Но что-то уж больно тщательно, для такого маленького дела одеваться стали.
У Галчонка смутные подозрения в голове закопошились. А когда они, проявив постыдную поспешность, к двери кинулись, она с криком: «Э! А кто меня будет…?» второго за рукав ухватила. Видно парень совсем не расположен был к любви. Так вырывался, что Галчонок ему рукав куртки оторвала. Так и осталась, бедная девушка с рукавом, а пьянчужка, значит, без рукава. Слабак!
 
ВРУЧЕНИЕ ОСКАРА
Александр Шипицын
Мой командир в молодости, любительской киносъемкой увлекался. Стрекотал он на нас в любой подвернувшийся момент. Лишь бы особист рядом не ошивался. И как пельмени лепим-едим, и как парадами ходим, и как полеты летаем.
В наши дни собрал он эти ленты и смонтировал из них полнометражный фильм. Озвучил сам. Друг его песен понаписал и музыку подобрать помог. Получился не фильм, а загляденье. Для нас, конечно. Его в кинотеатре покажи, не поймут. А мы, седоголовые, смотрим и слезы вытираем. Каждый год ветераны полка собираются. Он им фильм этот и показал. Меня не было, но он мне лично копию подарил. Там еще песня обо мне есть, с кадрами, где я штурманю состыкована. Я, конечно, преисполнился.
И вот, посчастливилось мне в Лондон попасть. А там, на Ковент-Гарден магазинчики всякие. И в одном из них купил я Оскара, точь-в-точь как в Голливуде выдают, если есть за что. Правда, пластмассовый Оскар, не золотой. Но если в руках не держать, то с расстояния один метр от настоящего не отличить. Да и где у нас Оскары продаются? Только по телевизору видели.
Нашел я в интернете описание процедуры присуждения и вручения Оскара. Кто присваивает, за что и т.д. Изучил все, на цветном принтере диплом-сертификат с кучей цветных печатей слепил. Ленту атласную голубую, для пущей важности прихватил, и со всем этим добром на ежегодный сбор полка приехал.
Вид у меня солидный, цепь на шее и мобильник на поясе. Это сейчас дети мобильниками балуются, а в 2000 году это был, я вам скажу, ПРИЗНАК. Слушали меня очень внимательно. А я соловьем разливался.
- Что есть настоящее искусство? – Вопрошал я присутствующих. - Настоящее Искусство, заставляет нас вспоминать, переживать, чувствовать, плакать наконец. И…оно… всегда доходит. Вот я и набрался смелости и от вашего имени послал копию фильма о нашей молодости Президенту Академии кино и науки в Лос-Анджелес. Он отнесся сочувственно к фильму Александра Николаевича и вот сегодня я имею честь, от имени Академии кино и науки вручить Александру Николаевичу…., - тут я вытащил из футляра моего Оскара и продолжил, - ЗОЛОТОГО ОСКАРА!
Я ожидал смеха, дружеских выкриков, да мало ли чего. Но только не этого. Практически весь зал, не усомнившись ни на секунду в истинности моих слов, разразился громом аплодисментов. Наверно я очень убедительно сыграл свою роль. Но все поверили в пластмассовую статуэтку, в сертификат с его липовыми печатями, в голубую ленту, придуманную мной, поверили всерьез.
Месяца через два звонит мне мой друг Александр Николаевич и говорит:
- Да, удружил ты мне своим Оскаром. Со мной никто из однополчан здороваться не хочет. Говорят: «Видите, что деньги делают? Этот….тут они твою фамилию называют. – этому…. мою фамилию говорят. – за деньги Золотого Оскара купил! Ничего святого у людей нет!»
Серьезные люди в нашем полку служили.
 
Последнее редактирование:
ВЫВЕРНУЛСЯ

Александр Шипицын

Серега старался жить по уставу так, что бы не слишком обременять себя его строгими рамками. Увольнение доставляло курсанту больше хлопот, чем удовольствия. Вот он в увольнения и не ходил. Самоволка вполне устраивала его. Ходил он туда, когда никому это в голову не приходило. А именно, в учебное время.
Он деловито шел по главной улице областного центра. Все военные были на занятиях, патруль сидел в тенистом парке, и ничто не угрожало обретенной свободе.
Но вот тут то, впереди себя, он замечает плотную фигуру комбата, обладающего таким обвальным басом, что не только кони, но и сам Ричард Львиное сердце присел бы. Да и зрением комбата Бог не обидел.
Ища пути к спасению, Серега покрутил головой и, к своему ужасу, за спиной у себя заметил майора, коменданта училища. Тот ускоренно-крадущейся походкой приближался к потерявшему бдительность, курсанту, что бы схватить его за воротник и сказать: «- Наконец-то я вас поймал, товарищ курсант!»
Серега достойно решил проблему двух огней. Ускорив шаг, а потом, перейдя на строевой, он устремился прямо к комбату. За пять шагов остановился и обратился к опешившему от такого нахальства офицеру:
- Тащщ подполковник! Разрешите обратиться?
- Обращайтесь, - милостиво разрешил тот.
- Разрешите обратиться к товарищу майору ?
- Э-ээ…Разрешаю. – Громоподобно позволил сбитый с толку комбат.
Серега лихо развернулся и, чеканя шаг, направился к коменданту.
- Товарищ майор, разрешите обратиться?
- Разрешаю. – Ответил комендант, сбитый с толку не меньше комбата.
- Скажите, который час?
- Э-ээ…. Двадцать минут одиннадцатого.
- Разрешите идти, товарищ майор?
- Идите.
Серега лихо развернулся и двинулся в направлении, перпендикулярном линии, соединяющей грозных офицеров. Когда он скрылся за углом, комендант и комбат глянули друг на друга, пожали плечами и разошлись по своим делам. Один подумал, что Серега в городе по поручению другого, раз и тот и другой спокойно отпустили его. А Серега, и на этот раз, открутился от строгого взыскания.
 
МАЛЕНЬКИЙ ВЬЕТНАМЕЦ
Александр Шипицын
Когда наши экипажи стояли в Камрани, попросили ребята разрешения устроить волейбольную площадку. Местные власти – с удовольствием. Где? Указали на джунгли, сплошной стеной подступающие к аэродрому и жилой зоне. Как? Показали движения лесоруба – вырубайте. Попробовали. Когда срубили, разделали и увезли одно дерево, поняли, волейбольная площадка будет, но в 21-м веке. Многие могут и не дожить.
Вьетнамцы выручили. Жестами показали – выжгите. А можно? Ха! Подкатили бочку керосина, полили, что смогли и подожгли. Правда, вьетнамцы не объяснили им, что все годы войны сюда сносили и забрасывали в лес все неразорвавшиеся снаряды. И все набитое порохом и взрывчаткой. Может они и говорили об этом, но наши думали, что им руками показывают, как огонь гореть будет, а это они и сами знали. Когда пламя разгорелось, начало там бухать, да с такой частотой и силой, что в близлежащих поселках решили, что война опять началась, и привычно погнали скот в лесную чащу.
Все когда-то кончается, перестали бухать и снаряды. Вызвали сапера, он пошарил своим миноискателем, вытащил несколько железок и посоветовал в лес дальше не ходить. Потом бульдозером площадку спланировали, укатали и начали в волейбол играть. Само собой вьетнамцы тоже свою команду выставили.
Был там техник-электронщик один. Метр девяносто, сто сорок килограмм. Паяльник в его лапище смотрелся зубочисткой и, вздумай он гарячим паяльником в зубах поковыряться, вреда бы ему от этого не было. Вьетнамцы, для которых человек весом больше восьмидесяти килограмм, уже национальное достояние, ходили за майором толпами. Потом они в своих хижинах рассказывали, какие «линцо», т.е. русские, большие бывают. Жены жались к мужьям и пугливо в ночной мрак поглядывали, а дети плакали и писались по ночам.
Вот как-то и этот майор решил кости размять. Когда под сеткой стоял, вьетнамчика, с той стороны, то ли толкнул, то ли на ногу наступил. А надо сказать, вьетнамцы народ с очень высоким боевым духом. И этот, обиженный небрежением к его вьетнамской особе, под сетку нырнул и принял позу из своих боевых искусств. Потом подпрыгнул, норовя нашему майору больно сделать. Но и майор не лыком шит оказался. Ухватил буяна в воздухе за щиколотку и на вытянутой руке всем присутствующим показал. Вот он, русский богатырь какой, и мы любого за лапу схватим и об землю, если нужно, приложим. А вьетнамчик, за ногу схваченный, как лягушка дергался.
Когда майор убедился, что все присутствующие насмотрелись, отпустил вьетнамца. Тот, с высоты майорского роста упал и от земли как мячик отскочил. Подпрыгнул и пяткой врезал в висок майору, уже уверовавшему в победу силы над коварством. Могучий электронщик рухнул как Голиаф, сраженный пращой Давида. Совместными усилиями советской волейбольной команды майора оттащили в тенек. Вызвали доктора и, в течение часа приводили в чувство. Слава Богу, привели. Но больше уже никому не хотелось свою силу и удаль перед вьетнамцами демонстрировать.
 
ПА-ДЕ-КАЛЕ

До 75-го года в нашей дивизии, в отряде управления был Ли-2. Чаще всего он летал на Сахалин и обратно над Татарским проливом. Командир корабля, капитан Вахмянин, был сродни уличному авторитету среди благовоспитанных летчиков. Его из боевой авиации и попросили, за воздушное хулиганство. Скучно ему было летать на воздушном тихоходе. Но вскоре он научился извлекать для себя удовольствие и из этих челночных рейсов похожих на паромную, на веревке, переправу.
Если среди пассажиров не было никого в звании выше майора, эта группа подвергалась особому режиму полета, под названием «Па-де-Кале». Редко кто из пассажиров выходил после рейса на твердых ногах. Экипаж обеспечивал им вибрацию коленных суставов на неделю вперед. А потом на этот самолет они смотрели только расширенными от ужаса глазами, как смотрит на камеру пыток, тот, кто испытал на себе все удовольствия в ней заключающиеся.
Вначале они закрывали дверь в общий салон и, не взирая на летнее время, включали две «печки» на полную мощность. Там и одна хорошо грела даже в лютый мороз. В жаре легче вызвать приступы морской болезни. Затем, с нудным интервалом раскачивали самолет вверх-вниз, вправо-влево. И так пока не заполнятся все кульки и не вывернутся все желудки. После этого, уже подлетая к берегу, они задирали нос самолета, а потом резко бросали его вниз. Все незакрепленное в кабине, летало под потолком в облаках пыли и падало на пол со страшным грохотом. Иногда на головы перепуганных пассажиров. Ли-2 на удивление крепкий самолет, чего нельзя сказать о нервах летящих в нем.
Я сам несколько раз подвергался процедуре «Па-де-Кале» и, должен сказать, после второго броска начинает казаться, что в этом мире нет ничего твердого и устойчивого. А после четвертого, сильные духом вручают себя воле Божьей, а слабые визжат непрерывно до самой посадки. Некоторые, даже выходя из самолета, не могут прекратить это увлекательное занятие. Обычно, эти сволочи, успевали сделать 5-6 таких «воздушных ям». Перед началом разворота на посадочный курс они, как бы в виде дополнительного подарочка, резко заваливали самолет в крен в обе стороны, что окончательно добивало пассажиров, но садились, на удивление мягко. Когда самолет заруливал на стоянку, некоторых приходилось на руках выносить и долго успокаивать. Размазанная по щекам официанток тушь была обычным явлением. Сильных духом и тех, кто мог пожаловаться, отпаивали спиртом. А уж спирта, на этой авиаколымаге, всегда было в достаточном количестве.
Даже экипаж не всегда обходился без стресса. Однажды, совершено спокойно, Вахмянин спросил правого летчика:
- А ты не помнишь, как делается «бочка»? Кажется, берешь штурвал на себя…, даешь правую ногу…и….
- Командир! Не наааадооо! – завопил правак. Уж больно решительное выражение появилось на лице Вахмянина.
- Нет, это я просто так, вспоминаю.
У правака отлегло от сердца. А что, с того сталось бы.
Однажды я летел с ними с Сахалина. На борт они взяли одного нашего капитана грузина из наземной службы и двух «зеленых» офицеров, майора и подполковника, из Комсомольска-на-Амуре. Они везли с полтонны копченой рыбы и два ведра красной икры. Отец у майора был директором рыбозавода. Так как офицеры были не наши, их звания в расчет не принимались. Я был старшим лейтенантом, и полет предстоял веселый.
Против ожидания, взлет и начало полета не предвещали режима «Па-де-Кале». Мы уже летели над проливом, когда я заметил, что штурман уселся на место правого летчика. Я сам штурман и с завистью смотрел как Игоша (Игонин, мы были хорошо знакомы) гордо восседает на месте пилота и лихо держится за «рога», то есть за штурвал. Он бросил на меня несколько победных взглядов, а потом крикнул:
- Хочешь пилотировать?
Ну, какой же штурман в 23 года не захочет за «рога» подержаться? Я кивнул и попался на удочку. Когда я встал и сделал только два шага Игоша, резко кинул самолет вниз. Мои лопатки прилипли к потолку. Меня такими штуками не проберешь, наш командир Папаня, бывший истребитель, на Ту-16 и похлеще штуки выделывал, а мой любимый Леп, тот вообще такое отчебучивал, что все компаса из строя выходили.
Когда самолет перешел в спокойный полет, я подошел к Игоше, похлопал его по плечу и сказал:
- Не шибко впечатляет. Папаня в «тушке» по минуте невесомость держит.
Так как я понял, что пилотировать мне не удастся и весь концерт затеян, что бы я с места встал и треснулся спиной об потолок, я повернулся и пошел на место. И вовремя. Я только успел сесть и вцепиться в сидение, как самолет опять резко пошел вниз. Я удержался. Чего нельзя сказать об остальных пассажирах.
У майора глаза были то, что называют квадратными. В них был такой ужас, какой я ни до, ни после не встречал. Он стоял на четвереньках на полу и цеплялся за ножки кресел. Капитану грузину не повезло. Ему досталось стояночной колодкой, которая во время броска поднялась вверх, а затем опустилась на его курчавую голову. Тоненькая струйка крови стекала по щеке. И только старый подполковник, сидел неподвижно и мрачно, как обросшая зеленым мохом, скала.
- Они еще будут фокусничать? – спросил он меня.
- Думаю, что теперь нет.
Я встал с кресла и подошел к Вахмянину.
- Что? До… выделывались! Грузину башку колодкой разбило. Кровь течет – мрак! У вас кабина не герметизируется. Давление низкое, пока долетим, кровью стечет.
- А что делать? – спросил озадаченный лихач. Он не был испуган, просто немного смущен.
- Надо зеленку или йод и перевязочный материал. Я тогда бы кровь ему остановил.
- Где я тебе это возьму?
- Ну, давай хотя бы спирт, – собственно, ради этого я и пришел попугать экипаж.
На борту Ли-2 этого добра литров сорок. Но они люди прижимистые, да и руководство дивизии на этом спирте сидит. Вахмянин что-то сказал прапорщику, бортмеханику. Тот взял кружку и пошел к крану слива спирта. Я за ним.
- Наливай, наливай полнее! Не жалей! Человек помереть может.
Трясущимися руками он нацедил полную кружку. Я взял ее и пошел к пострадавшему. Кровь, конечно, уже не текла. Я намочил уголок платка в спирте и стер те капли, что остались на щеке. Прапорщик потянулся за кружкой.
- Куда? - закричал я. – А нам? За моральные травмы?
Тут проснулся, задремавший было, подполковник.
- Это что, спирт? – он отобрал у меня кружку и выпил, не морщась половину ее содержимого. Мне еле удалось и это спасти. Подполковник откинул брезент, вытащил из-под него ароматную, копченную на экспорт горбушу и разорвал ее на две части. Одну половину он протянул мне, а в другую впился зубами. Мы честно поделились с грузином (майор был трезвенником) остатками, которых вполне хватило, что бы прийти в благодушное настроение. Потом я подошел к Вахмянину и потребовал еще спирта на продолжение лечения. Против ожидания, он приказал выделить нам еще кружку. Так что полет закончился весело и благополучно.
Когда Ли-2 списали, и дивизия получила Ан-26, Па-де-Кале ушел в историю, но нет-нет, а давал себя знать. Летел я как-то с ними. Нормальный, скучный полет и только перед выходом на посадочный курс Вахмянин завалил самолет вправо-влево в крен. И все. Это были жалкие крохи былого величия Па-де-Кале. Да и спирта им давали только три литра. А его еще с дивизионными делить.
 
ВОДКА ПОД ПОДУШКОЙ
Александр Шипицын
Бежит Федя Дворядкин в казарму. Бежит, быстро бежит. Потому что у него, под гимнастеркой, две бутылки водки, а за ним командир взвода, капитан Чунихин гонится. Что-то заподозрил. Он Федю окликал, а Федя делает вид, что не слышит. Еще бы, с водкой попасться! Это ж, задолбят! Влетает он в казарму. Бежит к рядам коек, что подальше, у окон стоят. У первой же койки поднимает подушку и сует бутылку под одеяло. Вторую не успевает под одеяло спрятать, просто подушкой накрывает. Капитан уже рядом:
- Курсант Дворядкин!
- Й-и-а! – с вызовом произносит Федя.
Курсанты, чувствуя развлечение, бегут со всех казарменных щелей и углов.
- Курсант Дворядкин. Вы пронесли в казарму водку!
- Ну, да! - В смысле - «вот еще!»
- Я тебе дам мудак, я тебе дам мудак! - под хохот, не к месту, возмущается капитан.
- Не проносил я никакой водки.
- Не проносил?! А хотите я вам фокус покажу?
- Фокус! Фокус! Покажите фокус, - чуть ли не скандирует рота.
- Ну, так смотрите! – капитан срывает с койки подушку.
В прекрасной хрустальной наготе своей, всем взорам предстает бутылка «Столичной».
- Ура!! Ура!! Фокус! Получилось! Еще, еще!
- Будет вам еще, - успокаивает роту капитан, он отдергивает одеяло и показывает вторую бутылку.
- Ура! Чудо! Ура!! Фокусник! Фокусник! – беснуется рота, - Получилось, получилось!!! Еше! Еще! – требуют курсанты.
Чунихин растеряно смотрит на них. Ему уже самому кажется, что он и в самом деле совершил чудо. Тупо глядя на бутылки, он поднимает их с кровати и уносит в канцелярию роты. Вслед ему несутся аплодисменты, переходящие в овацию. Федя спасен.
 
Александр Шипицын сказал(а):
- Тише! Я еще не закончил, - замполит базы подполковник Гаврюшин, постучал карандашом по стакану, - напоминаю, - завтра итоговые политзанятия в подразделениях. Особо обращаю внимание командира роты охраны. Как вы там? - он повернулся в сторону капитана Блащук, - Готовы?
- Так точно! Конечно, готовы! - подскочил вместо командира, лейтенант Белоус, недавно назначенный на должность замполита роты охраны, - Каждый матрос выучил свое выступление…, конспекты в порядке, работы классиков марксизма-ленинизма матросы знают, и …
- Да, сядь ты, - Гаврюшин поморщился, - я ведь не тебя спрашиваю, а командира. Ты пойдешь проверять подготовку автовзвода. Василий Степанович, - он сказал Блащуку, - роту сам будешь представлять проверяющему из дивизии. А уж, какие там у тебя академики, ты знаешь. Помнишь, как этот, ну, грузин у тебя был… А! Гокадзе. Когда его спросили, что такое дружба народов, как он лихо ответил. «- Дружба народов, это когда мы русские, украинцы, грузины, все вместе, дружно, идем резать армян!»
Аудитория, громыхнула. Подполковник взмахнул руками, призывая к тишине.
- Досталось мне тогда за такую подготовку. Так что, не подведи и на этот раз.
- Товарищ подполковник, - поднялся Блащук, - роту готовил лейтенант Белоус, пусть и проявит себя. Вы же знаете, в третьем карауле освещение на постах барахлит, втором сигнализация неисправна, кроме того….
- Мы сейчас говорим не о состоянии объектов. Ты мне ответь, твоя рота к занятию готова?
- Так точно! - ответил Блащук, c сомнением косясь на лейтенанта.
- И все! И хватит! Здесь не разбор обеспечения полетов. Напомните матросам, что они при ответах могут пользоваться конспектами. И проверьте, чтобы конспекты были аккуратными и свежими. И не как майор Хахамович ответил, на вопрос: «Не пора ли обновить конспект?», сказал: «А, что? Разве Владимир Ильич, в последнее время что-нибудь еще написал?». Да, конспектами пользоваться можно, но так как это делает воробей: клюнул зернышко и чирикает целый час, а не как лошадь - опустила морду в торбу, и жует, жует, жует.
- Михайлов! Старший лейтенант Михайлов! - повторил подполковник, обращаясь к офицеру, красный нос которого выглядывал из густых и пышных усов как снегирь из гнезда, - ты послушай, может, что дельное услышишь.
- Тащщ подполковник, - заторопился оправдываться усач, - да я слушаю…
- Слушает он! Оправдываться не надо, мы не в милиции. Ведь у тебя ни один матрос Иран на карте показать не может. Они у тебя, горячие точки с эрогенными зонами путают. Куда у тебя матрос посмотрел, когда я его попросил показать Гондурас? Вот то-то! Прошу и требую, всем матросам поработать с картой, чтоб потом не жег позор за их ответы. Проверяющие из дивизии - люди ответственные. Где же им оттачивать свою принципиальность как не на наших чурбанах? Будут серьезные упреки в наш адрес, - пощады от меня не ждите! Все вам тогда будет, и отпуск летом, и квартира, и должность, и звание, и черт, и дьявол. Не ходите потом за мной и не просите. Буду каленым железом высекать и поганой метлой выметать. У меня все! Вопросы?… Нет вопросов? Замечательно! Все свободны.
После совещания Блащук побежал в третий караул. Освещение на первом и четвертом постах не работало. Бодрствующая смена – спала, в караульном помещении грязь и беспорядок. Выдрав начальника караула, он вызвал электрика. Лично сам залез на столб и показал электрику способ устранения неисправности. Во втором карауле, не работала сигнализация, а все остальное не отличалось от третьего караула. Сигнализацию, как устройство более сложное, чинили дольше.
В казарме радости командирскому взору не добавилось. Матросы норовили завалиться на койки, что уставами не приветствуется. Дневальный по роте на все телефонные звонки отвечал загадочной фразой:
- Матрос Амыров стоит. Трубкам смотрит! - и принимал деятельное участие в ограблении молодого пополнения. Это увлекательное занятие не позволило должным образом отреагировать на появление командира.
Снятие наряда и размещение его на гауптвахте, и в обычный-то день не легкий процесс, а уж накануне итоговой проверки и вовсе невозможный. Пришлось ограничиться грозными посулами и смутными угрозами. Но, услышав какие ответы на телефонные звонки выдает матрос Амиров, Блащук все же решил, упрятать его от греха и проверяющего подальше. Пришлось Амирову сменить уважаемый статус дневального на презренное положение простого арестанта.
Утреннее построение выявило массу недостатков как в порядке в казарме, так и во внешнем виде матросов. Койки не выровнены, пыль с окон не вытерта, постели заправлены кое-как.
- Чья это койка?
- Моя, - к нему подошел матрос второго года службы.
- Она у вас заправлена как ливерная колбаса.
- Тащщ капитан. Тащщ капитан, а у меня? Вот посмотрите, - переключил внимание начальника, подбежавший сержант.
- А у вас - как по два двадцать, - отрезал Блащук, - Рота, после команды «Разойдись», пять минут на наведение порядка, потом построение. Разойдись!
Смуглая кожа большинства охранников удачно маскировала немытые лица и шеи защитников отечества. А вот с фланелевками дело обстояло хуже. Грязные и не глаженные, в едином комплекте с мятыми брюками и стоптанными сапогами, они едва ли соответствовали предстоящему событию. И что было самым ужасным, у многих не было комсомольских значков. Это могло сорвать занятие в самом начале. Старшина долго оправдывался, а потом вздохнул и принес пригоршню сверкающих значков. Розданные на ходу увещевания и поучения принесли некоторую пользу. Через пол часа на роту можно было смотреть без особого отвращения.
А еще через пол часа итоговое политзанятие началось.
Проверяющий, полковник из управления дивизии одобрительно посмотрел на представленное ему воинство. Он как-то, особенно просто, поздоровался, выслушал ответное приветствие и разрешил сесть. Капитан Блащук, в соответствии с уставом, попросил разрешения начать занятие. Полковник разрешил.
Потеха началась. Будучи неплохим командиром, Василий Степанович был скверным оратором. А передать все богатство русского языка, находясь в тесных рамках плана занятия, не представлялось возможным. «Мы, это… », «Значит…», «Так сказать…» преобладали в его вступительной речи. Особенно часто и всегда не к месту звучало слово «Именно…». Шутка замполита базы о воробье и лошади впечатления на аудиторию не произвела. Полковник витал в стратосферных высях, а матросы, будучи детьми знойных пустынь и азиатских гор не смогли по достоинству оценить, сей дивный перл риторики по причине слабого знания русского языка. Даже положенный по уставу запас команд на русском языке освоили далеко не все. Что и приводило порой к казусам, имевшим место в повседневной караульно-постовой жизни.
Так, например, один из них охранял, автопарк. Дело происходило днем, в обеденный перерыв и бравый джигит исполнял свой долг вооруженный только ножом - СВТ, обычный штык в железных ножнах. На этот пост, не ведая, о грозящей ему опасности, шел человек, имеющий там постоянную работу. Бравый джигит помнил слова предписанные уставом, но, не имея на вооружении, оружия огнестрельного и обладая природной смекалкой, сообразил, что предписанные уставом слова не соответствуют реалиям жизни. Поэтому он зычным голосом предупредил покушающегося на нерушимые границы поста командой: «Стой! Рэзать буду!», чем поверг в недоумение потенциального нарушителя.
В другом случае, имевшем печальный исход, дитя пустынь, вооруженное автоматом, забыло волшебные слова, которым его учили отцы-командиры. И когда это, пустынное чадо, увидело случайно забредшего на пост пьяненького нарушителя, то пыталось, как ему казалось, по уставу, предотвратить наглое вторжение командой: «Эдешь?», подразумевая: «Стой! Кто идет?». Получив в ответ довольно логичный отклик: «Иду!», наш боец порылся в своей памяти, но извлечь сумел опять таки только злополучное «Эдешь?». Но и на этот раз бдительный воин получил в ответ нахальное «Иду!». Забыв о предупредительном выстреле, он прицельно применил табельное оружие, исторгнувшее из пораженного в ногу нарушителя вопли, издаваемые с нарастающей до визга частотой.
Актуальные вопросы текущей жизни и практики матросы освещали вполне узнаваемо. Аббревиатуру «СССР» они расшифровывали практически правильно, а США показывали, хоть и не совсем точно, но все-таки в западном полушарии. Некоторые доходили до таких вершин политической зрелости, что могли отличить товарища Леонида Ильича Брежнева от Карла Маркса. А один матрос, имеющий задатки политического лидера, сумел вспомнить фамилию министра обороны. Правда, не того, который исполнял эту ответственную должность в настоящий момент, а того, который умер лет десять назад. Видя, что занятие на правильном пути, проверяющий полковник медленно и с достоинством погрузился в дремоту. Его лицо, преисполненное благородством, и с закрытыми глазами сохраняло вид человека занятого решением важнейших философских проблем.
Но настал момент, которого опасался капитан Блащук. Плавное течение семинара подошло к порожистым теоретическим вопросам. Наследие классиков марксизма-ленинизма было непреодолимым препятствием даже для опытного капитана, не говоря уже о его неискушенных подчиненных. Капитан попытался обойти опасные скалы, перескочив через ряд вопросов, но некстати проснувшийся полковник, большой любитель ленинского наследия, взглянув на план занятия, спросил:
- А ведь следующий вопрос работа Ленина «Письмо рабочим и крестьянам по поводу победы Красной Армии над Колчаком». Не так ли? Это очень важная и нужная в нашей практике работа. Мы обязательно должны ее рассмотреть. Я бы попросил того, кто будет отвечать на этот вопрос, не только раскрыть содержание самой работы, но и показать важное ее значение для развития теории марксизма-ленинизма. Прошу.
Василий Блащук сам знал только, что Колчак был врагом, но не помнил всей истории связанной с победой над ним. А уж о том, что эта работа Ленина имеет еще и эпохально-теоретическое значение, он услышал впервые, и даже представить себе не мог, кто бы из его матросов был в состоянии повторить такие мудрые слова.
- Итак! - взял инициативу в свои руки, окончательно проснувшийся полковник, - Кто желает раскрыть нам этот вопрос? - он оглядел аудиторию, пригнувшую головы к конспектам. Матросы, уяснив себе, что надо не только осветить содержание загадочной работы, но и донести до слушателей суть совсем уже непонятной для них теории, не торопились проявить, ожидаемую от них активность.
- Товарищи, смелее! - подбодрял добрый полковник.
И хотя раньше, надеясь на снисходительность, бойцы дружно тянули вверх руки, на этот раз, запуганные жуткой теорией, они смелостью не бравировали.
- М-да. Лес рук, - полковник в очередной раз оглядел стриженые затылки, - Раз нет желающих, придется перейти к добровольно-принудительному методу.
Он взял в руки журнал группы марксистко-ленинской подготовки.
- Матрос Арсаланов.
- В наряде, товарищ полковник, - мгновенно, отреагировал Блащук.
- Так, хорошо. Тогда товарищ Магометбайлатыпов. - полковник с надеждой посмотрел на сидящих.
- Э-э, лазарет, товарищ полковник.
- Амиров?
- Гауптвахта.
- Кердыбабаймамбеталимов, - с большим трудом прочел по журналу, уже было отчаявшийся любитель ленинского теоретического наследия.
К его радости, сидящий за задним столом матрос, хотя и не очень уверенно, приподнялся и со скоростью умирающей черепахи поплелся к столу.
Полковник даже не попенял Кердыбабаймамбеталимову за неуставной доклад, так велико было его желание поскорее погрузиться в теоретические глубины гениального труда. Он даже прикрыл глаза, что бы не пропустить самых важных моментов. Последовавший доклад заставил его глаза широко раскрыться.
- Ленин писал, что рабочий бедьжал, - начал матрос, догадливо ориентируясь на длинное название работы. - Нэт, это крестьянин бедьжал, а рабочий стоял. Кальчак приходил, он стрелял. Это…, да? Красный Армия тоже стрелял, да? Но Ленин сказал, чтоби Кальчак уходиль, а он нехотель…. и армия стрелял. Кальчак приходиль, Красный Армия уходиль. А тот, рабочий, он тоже хотель стрелять, и крестянин очень хотель. Но Ленин сказаль и рабочий побеждаль….Тогда Ленин опять Красный Армия звал, но тот не шёль, а Кальчака побеждаль…
Довольный своей сообразительностью и ответом, он смотрел в добрые глаза полковника в надежде, что тот скажет: «Достаточно!». Но, полковник, раздосадованный срывом ожидаемой полемики, не желал так быстро закрывать любимый им, еще с курсантских времен, вопрос. Осознав, что ожидать на итоговых политзанятиях в многонациональной роте достойного оппонента не разумно, он решил все же разведать глубину познаний отвечающего.
- Ну, хорошо-хорошо. Бежал, стрелял, …. Вы мне лучше скажите, а кем был, этот ваш Колчак?
Матрос со страхом и надеждой посмотрел на командира роты. Тот, нахмурив брови, изобразил на своем лице гримасу отвращения. Второй раз судьба предоставила Кердыбабаймамбеталимову шанс проявить догадливость и смекалку.
- Плахой человек Кальчак биль.
- Правильно, плохой. Совсем плохой. А что он делал, этот плохой человек?
Кердыбабаймамбеталимов, опять с надеждой посмотрел на командира. Командир, ухватив себя за горло левой рукой, правой, якобы держащей в кулаке нож, изображал одновременно процесс удушения, убийства и грабежа. Умный матрос сразу все понял и голосом полным сочувствия и сознания своей правоты доложил:
- Кальчак наш командир роты душил.
На этом итоговое политзанятие в роте охраны закончилось. Охваченный приступом внезапного удушья, полковник выскочил из ленинской комнаты, пробежал казарму, забежал за угол и только там позволил себе вдоволь насмеяться. Смеялся он до неприличия долго. А патруль, проходивший мимо, поспешил убраться с глаз долой.
Нажмите, чтобы раскрыть...

можно растаскивать на цитаты!)))))
 
Реклама
---------- Добавлено в 22:40 ----------

[/COLOR]Какая разница.., Спасибо, друг Какая разница! Это поболее ведра бальзама на душу автора. В минуты упадка и уныния буду заходить на эту страницу и любоваться на твой пост. Спасибо!
 
Назад